Рафаэль Сабатини - Искатель. 1993. Выпуск №1

Гвидобальдо, ужаснувшись, всплеснул руками. Теперь он ясно видел, что Валентина абсолютно не понимает, какая роль уготована ей на сцене жизни. И ахнул от боли, вызванной резким движением. Заговорил он, когда боль утихла:

— Их особенность состоит в том, что они не вольны распоряжаться собой, как им того хотелось бы. Жизнь их принадлежит государству, коим они рождены править, и наиболее наглядно это проявляется ь выборе супруга. Они могут вступить лишь в тот брачный союз, который принесет наибольшую выгоду их подданным. — Валентина тряхнула своими золотыми волосами, не соглашаясь с дядей, но тот продолжал сурово и холодно, словно обращаясь не к юной девушке, а к своим капитанам: — В настоящий момент нам, Урбино и Баббьяно, угрожает общий враг. Порознь мы не сможем противостоять ему, но, объединившись, получим шанс на победу. Таким образом, союз этот настоятельно необходим.

— Я не отрицаю его необходимости. Но если обойтись без этого союза нельзя, почему не ограничиться сугубо политическим договором, вроде тех, что связывают вас с Перуджей и Камерино? Зачем втягивать в это меня?

— Ответ несложно найти, заглянув на страницы истории. Подобные договоры быстро заключаются, но с той же легкостью и расторгаются, если противоположная сторона предлагает более выгодные условия. Однако, скрепленная браком, связь эта перерастает в кровную. Говоря же об Урбино и Баббьяно, следует не забывать о том, что у меня нет наследника. И, может статься, что твой сын, Валентина, еще крепче свяжет наши герцогства. А со временем они оба объединятся под его началом, превратившись в силу, с которой в Италии придется считаться всем. А теперь оставь меня, дитя. Как ты видишь сама, я страдаю и в те минуты, когда болезнь, этот злобный тиран, цепко держит меня в своих когтях, предпочитаю оставаться один.

В наступившей паузе Гвидобальдо пытался встретиться с девушкой взглядом, но она упорно смотрела в пол, хмурилась, сжимая пальцы в кулаки и поджав губы. Жалость к страдающему от подагры дяде боролась в ней с жалостью к самой себе. Наконец Валентина вскинула головку, жестом своим давая понять, что смирения от нее не дождаться.

— Я сожалею, что приходится докучать вашей светлости в такой час, но умоляю простить меня. Должно быть, все сказанное вами справедливо. Плапы ваши — самые благородные, тем более что для их свершения нужно пожертвовать вашей плотью и кровью, то есть мной, вашей племянницей. Но я отказываюсь приносить себя в жертву. Возможно, мне не хватает величия души, а может, я недостойна высокого положения, на которое обречена с рождения волею судьбы. Поэтому, мой господин, — в голосе девушки звучала непреклонная решимость, — я не выйду замуж за герцога Баббьяно, не выйду, даже если бы этот брак скрепил союз сотни герцогств.

— Валентина! — воскликнул Гвидобальдо. — Не забывай, что ты моя племянница.

— Похоже, вы первым забыли об этом.

— Эти женские причуды… — Он не договорил, ибо девушка прервала его:

— Возможно, они напомнят вам о том, что я всего лишь женщина, и вы тогда поймете, что нет ничего более естественного для женщины, как отказаться выходить замуж по… по политическим соображениям.

— Отправляйся к себе! — скомандовал Гвидобальдо, не на шутку рассерженный. — И на коленях проси Господа нашего помочь осознать собственный долг, раз мои слова тут бессильны.

— О, скорее бы герцогиня вернулась из Мантуи, — вздохнула Валентина. — Добрая монна Элизабетта, возможно, выжмет из вас хоть каплю жалости.

— Мониа Элизабетта достаточно благоразумна, чтобы постараться убедить вас в необходимости этого союза. Дитя, воинственность тебе не к лицу, не надо упорствовать в неповиновении. Мы устроим такую пышную свадьбу, какой еще не знала Италия. Все принцессы позеленеют от зависти. Приданое тебе определено в пятьдесят тысяч дукатов, и обвенчает вас кардинал Джулиано делла Ровере. Я уже послал гонца в Феррару, чтобы несравненный Аникино изготовил для вас свадебный экипаж. Из Венеции привезут…

— Разве вы не поняли, что под венец я не пойду? — побледнев, как мел, но твердым голосом прервала его Валентина.

Гвидобальдо встал, тяжело оперся о трость с золотым набалдашником и, нахмурив брови, устремил взгляд на племянницу.

— О твоей свадьбе с Джаном Марией уже объявлено, — произнес он словно судья, выносящий окончательный, не подлежащий обжалованию приговор. — Я дал слово герцогу, что вы поженитесь, как только он вернется в Урбино. А теперь иди. Такие скандалы крайне утомительны для больного человека, да и несвойственны они нашей семье.