Шмиэл Сандлер - Мой любезный Веньямин

Глава четвертая

Больная совесть

Смерть Уилла потрясла меня. Еще задолго до его самоубийства я видел, что с ним творится что-то неладное: он стал выпивать больше обычного, а с теми, кто пытался удержать его, порывал отношения. В конце концов, случилось то, что должно было, случится - парень совсем спился и дошел до потери человеческого облика. Я допускаю, конечно, что "сдвиг по фазе", согласно терминологии Берштейна, в какой-то степени наблюдался в нем, особенно в последнее время, но в целом, его, так называемую, "ненормальность" лично я отнес бы к неумеренному потреблению горячительных напитков. Нет, он вовсе не был психом, а просто напивался до чертиков и потери пульса. Накуролесить в таком состоянии было, возможно, но чтобы покончить с собой - сомневаюсь. Я был абсолютно уверен, что Уилл умер не по собственной воле. Впрочем, одной моей уверенности было недостаточно, чтобы доказать свою правоту. Сыщик я был никудышный и мне катастрофически не хватало улик. Я шел на ощупь в густом тумане, не ведая, на что наткнусь за следующим поворотом. Но неизвестность подстегивала меня. Я был весь поглощен разгадкой этого "списанного" дела и не мог ни о чем думать, кроме как об убийце Уилла. Я знал - он где-то рядом и может быть, даже знает о моих намерениях. Я поклялся докопаться до истины, и верил, что виновные понесут наказание! С этим девизом я засыпал ночью и поднимался утром. Оспаривать полицию, которая нашла нужным закрыть дело, я не стал, Во-первых, потому - что истинные профессионалы всегда с иронией относятся к интуиции доморощенных сыщиков, а во-вторых, я чувствовал моральный долг непременно, самому распутать сей запутанный клубок. Не потому что покойный оставил мне кучу долларов, а из чувства порядочности. Все чаще и чаще в последнее время я задавался вопросом - "А все ли я сделал чтобы спасти его от гибели?" Часами я мучительно копался в памяти, вспоминая мельчайшие детали связанные с его трагической жизнью. Я ведь видел, как он неудержимо скатывается на дно, но ничего не предпринял, чтобы не допустить этого.

Глава пятая

Заботливый папаша

1

Отец Уилла - Константин Сергеевич Иванов был чрезвычайно ранимый человек. В Израиле он вдруг вспомнил о своих дворянских корнях, углубился в переоценку своего советского прошлого и пришел к печальному выводу, что жизнь прошла мимо. Поначалу он глушил тоску активным участием в общественной жизни - состоял почетным членом многих репатриантских организаций, выжимающих галут из еврея, но потом ему вдруг все осточертело, он заявил друзьям, что галут является интегральной частью еврейского сознания (без которого еврей практически немыслим), демонстративно вышел из состава многочисленных организаций и со словами "Я сыт жидами по горло!" ушел в глубокий запой.

2

Константин Сергеевич по-своему любил единственного сына, но ничего кроме вредных привычек ему не оставил. В наследство от своего папа, отставного полковник Советской милиции, Иванов младший не получил ничего кроме распространенной на Руси фамилии и склонности к употреблению спиртных напитков. Поначалу юноша прикладывается к горькой, чтобы составить компанию отцу неудачнику, которого любит и жалеет до боли в сердце. Полковник, однако, не совсем пропивший ум, пытается на первых порах следить за тем, чтобы компанейство сына носило характер случайный, чисто символический так сказать. Но по мере погружения во мрак алкоголизма ему это удается все реже и реже. Уилл очень скоро пристрастился к алкоголю. Стечением времени дозы возлияний возрастают, приобретая ко времени нашего знакомства прямо таки гротескные формы.

3

После смерти отца, Уилл отслужил в армии, пытался поступить в Университет, провалился на экзаменах, раздобыл где-то деньги, пропил их, якобы от несчастной любви и в последние два года совсем сошел с рельсов. Он считался в Холоне самым горьким и беспробудным пьяницей. "А вот мы сейчас отдадим тебя дяденьке Уиллу" - говаривали взрослые, пугая детей, упрямившихся есть кашу. И в этих безобидных, казалось бы, словах сытых и отгородившихся от внешнего мира обывателей, таился весь ужас социального статуса несчастного пропойцы. Я знал Уилла на протяжении пяти лет. Согласитесь, срок достаточно большой, чтобы составить мнение о человеке, который тебя чем либо интересует. Уилл жил в подвалах знаменитого холонского квартала Джесси Коэн - район наркоманов и алкоголиков. Раз в месяц он являлся ко мне с просьбой одолжить ему "бабки" на пиво. В душе я, конечно, осуждал его за пристрастие к спиртному, но все же, чем-то этот выпивоха мне нравился уж слишком заметен был контраст между его интеллектом и образом жизни, который он вел. Думаю именно это несоответствие заставило меня более внимательно приглядеться к нему. Последние два года нашего знакомства я не припомню случая, когда видел его трезвым. Я не хотел бы разуверять вас, дорогой читатель, что в памяти самого Уилла сохранился тот день, когда он не был одурманен водкой.