Брайан Олдисс - Градгродд. Сад времени. Седая Борода

Еще под впечатлением его предыдущей реплики, Марта заметила:

— Что-то вроде этого я слышу от тебя гораздо чаще, чем раз в год. Может, ты-то как раз догадываешься о своем расстройстве?

Тимберлейн отодвинулся от нее, ощущая смутную боль в теле. Потом рассмеялся.

— Не знаю, как только вы переносите меня, Марта Броутон! Иногда я сам с трудом себя переношу… Когда речь заходит об этой мировой боли, я одновременно чувствую внутреннюю боль. Смерть отца. Мне бы давно забыть про нее, а я не забываю и не могу понять почему.

— Ты все еще чувствуешь себя виноватым?

— Когда отец был жив, он заботился обо мне не очень хорошо. Теперь я достиг его возраста и спрашиваю себя: мог бы я хорошо заботиться о сыне, если бы он у меня был?..

— Но у тебя его нет и не будет.

Подперев голову рукой, он невесело усмехнулся.

— Боже, мы разыгрываем трагедию о том, как тяжело не иметь детей. Наверно, у предыдущего поколения была другая трагедия: как тяжело иметь детей. Ведь это считалось главной целью рода человеческого, по крайней мере, с биологической точки зрения, не так ли? «Плодитесь и умножайтесь». А если не можете, то и смысла в жизни нет. Если вы не можете умножаться, вам остается только делиться, как сказал бы Дасти Дайк… Ладно, давай спать. Я не хочу заражать тебя своим сумасшествием.

— Во мне живет так много разных существ. — Марта зевнула. — Иногда будто кто-то навязывает мне роли отца, сына или мужа, и ничего нельзя поделать. Временами просто жутко становится. Я стараюсь это подавить, но все опять вырывается наружу.

— Ну, подавление — это твое любимое занятие. Если бы нам довелось прожить прошлое заново, что бы вышло? У нас теперь были бы внуки, и мы бы их забавляли карточными фокусами… Они бы наполнили нашу жизнь смыслом. Когда люди лишены такого счастья, все идет вкривь и вкось, и неудивительно, что бедный старый Чарли начал бредить гномами.

— Наверно, женщина видит это иначе. Я чувствую, во мне есть источник чего-то — наверно, любви, — и мне больше всего жаль, что он пропадет зря.

Тимберлейн нежно погладил ее волосы.

— Ты самое любвеобильное существо на свете. А теперь, если не возражаешь, я буду спать.

Но раньше уснула Марта. Седая Борода лежал некоторое время, прислушиваясь к отдаленным крикам ночных птиц. Его охватило беспокойство. Он осторожно высвободил конец своей бороды из-под плеча Марты, просунул ноги в ботинки, расшнуровал палатку и с некоторым трудом выбрался наружу — спина теперь гнулась не так хорошо.

Из-за непроглядной тьмы ночь казалась особенно душной. Седая Борода не понимал причину своего беспокойства. Ему как будто слышался шум двигателя; воображение рисовало катер, на который он садился с матерью у Вестминстерской пристани в далеком детстве, до того, как умер отец.

Тимберлейн погрузился в размышления о прошлом и о матери. Просто удивительно, как живо запечатлелись в памяти некоторые сцены. Возможно, жизнь его матери — она родилась ужасно давно, в сороковые годы двадцатого века, — была искалечена Катастрофой еще больше, чем жизнь ее сына. Если не считать нескольких картин — как тот прогулочный катер у Вестминстерской пристани, — Тимберлейн очень плохо помнил время до Катастрофы; он всю жизнь имел дело с ее последствиями и привык к ним. Но как привыкла женщина? Впрочем, женщины бывают разные, подумал он, очевидно не делая открытия.

И вновь послышался шум двигателя, словно тот самый катер преодолел пропасть времени и теперь приближался к Тимберлейну.

Звук нарастал. Седая Борода разбудил Чарли и они вместе встали у кромки воды, прислушиваясь.

— Действительно, что-то вроде катера, — согласился Чарли. — А почему бы и нет, в конце концов? Где-то еще должны оставаться запасы угля.

Звук понемногу стих. Они постояли еще некоторое время, размышляя и вглядываясь в темноту. Больше ничего не происходило. Чарли пожал плечами и отправился спать. Вскоре и Седая Борода забрался в свою постель.

— Что случилось, Олджи? — спросила Марта, просыпаясь.

— Утром разберемся. Я с матерью когда-то катался на катере, этот по звуку такой же. Я вот сейчас там стоял, смотрел в пустоту и думал: как напрасно прошла жизнь. Марта. У меня не было веры…

— Милый, по-моему, сейчас не самое подходящее время подводить итоги жизни. Лучше это сделать среди дня и лет через двадцать.

— Нет, Марта, послушай. Я знаю, у меня склонность к фантазии, к самоанализу, но…

Она неожиданно рассмеялась. Потом села на постели, зевнула и сказала: