Он взял яблоко и принялся грызть его.
Дубровский встал из-за стола и, не проронив ни слова, взялся за дело, от которого оторвался три часа назад. Он поднял с пола отвертку и, придвинув кресло к панели, принялся искать повреждение в блоке наружного канала.
Гордон изучающе глядел на Горышева.
- Жаль, - сказал он после паузы, - что вам не придется работать на Луне.
Подвижное лицо того выразило удивление.
- Почему?
- А вы смогли бы вдвоем с Дубровским дежурить год?
- Нет, - вырвалось у Горышева. - И я заявляю самоотвод, - сказал он более спокойно. - Ведь пары можно подбирать в разных комбинациях, разъяснил он. - И есть станции, где дежурят по шесть человек.
- И на каждое место - три кандидата! - воскликнул Кашкин. - Кажется, я начинаю понимать, для чего нас сюда присылают!
Горышев улыбнулся.
- Если вы имеете в виду совместимость характеров, - протянул он, то... в конце концов чувство юмора...
Гордон резко остановил его.
- Я тоже не лишен чувства юмора, - заявил он. - Но с вами я не стал бы дежурить.
Кашкин после небольшого раздумья присоединился.
- Я, пожалуй, тоже. Хотя характер у меня легкий. Даже с налетом легкомыслия.
Горышев испытующе поглядел на друзей.
- Три человека - три несовместимости, - подытожил Гордон.
- Достаточно, чтобы вылететь из кандидатов, - резюмировал Кашкин.
- Вы шутите? - воскликнул Горышев.
Он вдруг повеселел.
- Люблю парней с юмором.
Гордон сказал Кашкину, как если бы Горышева не было:
- Тебе не кажется, что его следует оставить на Земле из чисто научных соображений? Ведь это же просто феномен. Я не так уж сильно разбираюсь в лавинах, ультразвуках и симпатической нервной системе, но что все эти совпадения не случайны, совершенно очевидно.
- Еще бы! - немедленно откликнулся Кашкин. - Три попадания из трех возможных! Какой прибор даст на первых порах такую стопроцентную точность! Приклеить миниатюрные датчики - и, пожалуйста, готовый лавиноскоп. Что там Дубровский с его опытами!
- Готово, - сказал Дубровский, захлопывая дверцу панели. - Так какой опыт собирается поставить на себе Горышев?
- Чудо! - воскликнул Горышев. - Свершилось! Вы свидетели. Дубровский произнес первую остроту. За месяц. А может быть, первую в жизни. Занесем в протокол.
- Почему острота? - удивился Дубровский. - Я говорю серьезно.
- О боги! Есть отчего заныть зубам, - простонал Горышев. С видом мученика он замотал головой.
- Что, следует ждать лавины? - осведомился Кашкин.
И тут же послышался свист. Затем донесся шум, как от далекого поезда, и звук удара.
- Наружный канал действует, - удовлетворенно сказал Дубровский. Лавиноскоп сработал.
- Горышев тоже, - в тон ему заметил Кашкин.
- Горышев среагировал раньше, - уточнил Гордон. - Так и занесем в протокол.
Что-то в тоне Гордона насторожило Горышева. Тот был слишком серьезен.
- Вы этого не сделаете?
Горышев с тревогой и надеждой смотрел на Кашкина и Гордона.
- Почему же? - сухо сказал Гордон. - Мы обязаны эти сделать. Наука не может проходить мимо таких фактов.
- В конце концов, это не по-товарищески, - лицо Горышева искривилось.
- А вы можете судить, что такое по-товарищески, а что нет? - сказал Гордон. - Вы даже не заметили, что сейчас происходит товарищеский суд. Ваши товарищи, ваши коллеги выносят свое суждение о вас. Двое уже проголосовали "против".
У Горышева сделалось удивленное лицо.
- По отношению к кому я поступил не по-товарищески?
- К Дубровскому.
- Я?! - Горышев широко раскрыл глаза. - Я полез смотреть лавиноскоп только для того, чтобы обрадовать его. И меня засыпало лавиной. Не откопай вы меня в последний момент, не было бы кого судить сейчас.
- Это разные вещи, - сказал Гордон. - Я имею в виду историю со "снежным человеком".
Горышев все еще ничего не понимал:
- Обыкновенный розыгрыш. Занятие скульптурой - мое увлечение. Я потратил неделю: мне хотелось произвести полный эффект. Он все сорвал, сказав, чтобы я сам сообщил на Землю о своей находке.
- А вы представляете, - холодно произнес Гордон, - хотя бы сейчас представляете, что произошло бы, если бы Дубровский радировал о вашем "снежном человеке"? Над кем смеялся бы весь мир?
- Есть границы розыгрыша, - подтвердил Кашкин. - Одно дело в студенческой компании, другое - на всю планету. Тут юмор уже кончается. Название другое.
Горышев в растерянности смял салфетку.
- Мы, совершенно очевидно, по-разному понимаем, что такое юмор, заметил Гордон.
- Ну что ж, все прояснилось, - сказал Кашкин. Ему не терпелось закончить неприятный разговор. - Остается расписаться в книге дежурств.
Читать дальше