Фрэнк Герберт - Под давлением

В голосе Боннета была неосознанная попытка имитировать акцент добродушного подначивания Гарсии:

– Мы-таки банда долбаных героев!

В кабинете чарлстонского бюро доктора Оберхаузена было спокойно. Морщинистый глава ПсиБю сидел за столом, похожим на все другие столы в ПсиБю, откинувшись назад и пощипывая свою козлиную бородку. Коробка радара, заменявшая ему глаза, отсоединенная сейчас от держателя на плече, стояла перед ним на крышке стола. Неподвижные, выпуклые глаза доктора, казалось, глядели на Рэмси, сидящего по другую сторону стола.

Рэмси почесал голову, чувствуя отрастающий ежик волос.

– Это довольно долгая история, – сказал он. – Большая ее часть в моих заметках. Они у вас, хотя врачи и не хотели, чтобы мы встретились.

Оберхаузен молча кивнул.

Рэмси откинулся на спинку своего стула. Тот заскрипел, и Рэмси внезапно понял, что доктор, возможно, отождествляет его со скрипящим стулом – для слепого это был знакомый и понятный сигнал.

– А теперь о тебе, Джонни. Лучевая болезнь – штука неприятная. – Он провел рукой по своим выжженным радиацией глазам. – По счастью, агенты ПсиБю практически неуничтожимы.

– Это видно по моим заметкам и телеметрическим лентам?

Доктор Оберхаузен кивнул.

– Да, видно. Спарроу уже буквально стал частью своей подлодки, ощущая в ней все – в том числе и команду. Его случайные замечания и размышления относительно поисков правильной линии поведения сделали из него великолепного психолога. Я подумываю о том, чтобы забрать его в нашу контору.

– А как насчет моих рекомендаций по предупреждению нервных срывов?

Доктор Оберхаузен пожевал губу, пощипал свою козлиную бородку.

– Старая как мир наполеоновская терапия пышного мундира: фанфары при каждом удобном случае. – Он кивнул. – Безопасность разорется, что это будет раскрытием тайны прибытий, но одну уступку они уже сделали.

– Какую?

– Они объявили официально, что мы воруем нефть у «восточных».

– Это вообще было бессмысленно скрывать.

– Сделали они это с большой неохотой, но их заставили.

– Нам лучше не связываться с Безопасностью, – пробормотал Рэмси. – Нам лучше бы работать над тем, чтобы от нее вообще избавиться. Безопасность подавляет связи. А это приводит к социальной шизофрении.

Доктор Оберхаузен отрицательно покачал головой.

– Нет, Джонни. Мы не станем работать над тем, чтобы избавляться от Безопасности. Это старое заблуждение. Пользуясь аналогией капитана Спарроу: в ненормальном обществе безумец нормален. В Безопасности присутствует тот род ненормальности, который является естественным для военного времени. Естественным и необходимым.

– Ну а после войны, Обе? Ты же знаешь, что они собираются править вечно.

– Они будут пытаться. Но к этому времени Безопасность будет уже под контролем ПсиБю. Мы будем способны довольно эффективно контролировать их.

Рэмси уставился на него, потом довольно хихикнул.

– Так вот почему вы вмешиваетесь в дела Белланда?

– Не только Белланда, Джонни.

– Иногда вы пугаете меня, Обе.

Козлиная бородка Оберхаузена задергалась от смеха.

– Прекрасно. Это значит, что моя поза превосходства и всемогущества более эффективна, чем знания.

Он усмехнулся.

Рэмси тоже улыбнулся и поерзал на стуле, устраиваясь поудобней.

– Если это все, Обе, то мне пора уматывать. Они не хотели пускать Дженнет с детьми ко мне, когда я был в госпитале, а теперь…

– Я тоже ждал, Джонни. Диктат МедБю даже несколько превышает возможности великого ПсиБю. Здесь бал правят радиомедики.

Он медленно покачал головой.

– Так как?

– Ах, нетерпение юности, – сказал доктор Оберхаузен. – Осталось несколько моментов, которые стоило бы выяснить. Почему ты думал, что мы никогда до сих пор не видели необходимости в этой пышномундирной терапии?

– Отчасти из-за Безопасности, – ответил Рэмси. – Но, по-правде, это и не было очевидным. Ошибочные симптомы. Наполеон выстраивал службу вербовки, но удерживал своих пушкарей от того, чтобы лететь, сломя голову. У нас таких проблем никогда не было. Действительно, наши подводники, похоже, страстно желают вернуться на службу, под воду. Но тут парадокс: сложности у них встречаются в обеих сферах – и на берегу, и в море. Когда они на берегу, то, кажется, забывают про опасности моря, потому что подсознание маскирует их, затирает. Лодка означает для них полную безопасность, возвращение в материнское лоно. А когда они возвращаются на берег, они как бы переживают новое рождение, подвергаются риску и опасностям большого мира. Для желающего укрыться человека, самая страшная вещь – это небо.