— Зато мне, кажется, ясно, — хмуро выслушав доклад, Эйно устало кивнул. — Он идет в направлении будущего прорыва реальности. Аура — живая?
— Вполне.
— Значит, ничего еще не потеряно, — оптимистично, может быть, даже слишком бодро, произнес Эйно. — По кОням — и вперед. Мы его встретим прямо там.
— Где? — спросил Редрик.
— А, ты еще ничего не знаешь. Бесы из С.В.А., кажется, откололи номер. Чувствуешь, что-то не то в городе?
Это видела даже Оля, когда «Жигуленок» стоял около ДК. Проходившие мимо люди казались излишне возбужденными, слишком эмоциональными. Если они шли вдвоем — беседа непременно сопровождалась оживленными жестами, собеседники размахивали руками, словно ветряные мельницы.
Иногда в толпе мелькали совсем иные лица — мрачные, подавленные, словно бы глядящие на весь мир из-под серых очков.
— Что с людьми? — спросила девушка, не надеясь, что старшие ей ответят. Однако Эйно обернулся.
— Что с ними? Чувствуют неладное. Знаешь, про собак говорят — все видит, все понимает, только сказать ничего не может. В этом плане люди от собак не так далеко ушли.
Первые существенные изменения в городе Ян заметил, когда шел в сторону Сенной площади. Вначале они казались чем-то малозначительным, почти невидимым — но чем дальше, тем сильнее сжималось его сердце. Город корчился в мучениях — но почти никто этого не замечал. Правда, неясную тревогу, пришедшую непонятно откуда, почувствовали многие. Это было видно по лицам прохожих: те, кто шел в центр, почему-то находились в состоянии мрачной задумчивости. Иногда на лицах читался испуг или гнев — но просто беззаботных людей среди прохожих почти не попадалось.
Марсово поле — когда-то — один из главных памятников революции, ныне представляло собой нечто непонятное. Оно было большим пустырем в центре города с уродливым каменным сооружением посредине и пламенем, бьющим из-под земли. Конечно, то была всего лишь горелка, в которой расходовался недешевый газ. Но впечатление иной раз — особенно, ночью — было совершенно адским. Недаром поговаривали, что «Марсуху» облюбовали в последнее время всевозможные дьяволопоклонники и те, кого командир «Умбры» назвал «сотонистами».
Ян не знал о том, что вокруг Марсова поля давным-давно — почти сто лет — накапливалась та еще энергетика, а в Запределье это место лучше всего было бы обойти стороной. Но, если бы Яну и было бы известно об этом, то все равно путь его лежал именно через этот бывший плац для смотров и муштры. Правда, сам революционный монумент юноша решил на всякий случай миновать, пройти по краю поля. А не то вдруг именно здесь его утянет в Запределье. Интуиция подсказывала Яну, что такое путешествие может оказаться не менее неприятным, чем поездка в метро в Запределье. И, пожалуй, он был прав — мест, связанных с революцией и переворотами, маги старались сторониться. Кровопролитие всегда разрушительно, проходят иногда столетия, прежде чем рана затянется окончательно и перестанет порождать чудовищ.
Марсово поле летом давно уже стало излюбленным местом для сборищ самых разных неформалов и бомжей. Неформалы подтягиваются ближе к вечеру, сейчас их время еще не наступило, а что до бездомных, то они здесь крутятся всегда.
Около башенки коллектора как раз помещалась именно такая компания: потрепанные грязные люди, находившиеся в разной степени утраты человеческого облика. Двое из них мирно похрапывали, а один — вероятно, тот, кому соответствовал не только термин «бомж», но и «бич» — «бывший интеллигентный человек» — стоял рядом, держа в руках какие-то клочки бумаги и поглядывая на своих слушателей сквозь стекла полуразбитых очков.
Я должен был убить клопа!..
И я убил!..
Как он страдал!
Клоп жить хотел! —
донеслась до Яна его декламация.
Ого, кажется, это были стихи.
Ян невольно замедлил шаги, с интересом поглядев на поэта бомжовских притонов.
— Ну, Хыня, ты просто монстр! — сказал кто-то из благодарных слушателей. — А писал бы еще музыку — был бы музыкальный монстр!
Поэтический монстр победно улыбнулся, обнажив почему-то отливающие зеленоватым зубы.
Ян прошел мимо компании, которой не было до него никакого дела. Да и ему до них, в общем-то — тоже.
Миновав Спаса-на-Крови, он прошел в Михайловский сад, обогнув чугунную ограду.
Насколько помнил Ян, здесь всегда было уютно и тепло — даже в дождливую осеннюю погоду. Но теперь словно бы откуда-то повеял холодный северный ветер, несущий на своих крыльях лишь дожди и позднюю слякотную осень.
Читать дальше