Михаил Савеличев - Фирмамент

Гирлянды подводных светильников прочерчивали разрыв во льду улиц, слышался гул бурлящего потока и отдаленный грохот заработавших мельниц. Чудовищные лопасти сдвинулись со своего места, поймали в размашистые руки бесконечное тело ветряного змея и заискрили почти забытым теплом.

- О конкурентах забудь, - сказал Кирилл. - Они устроят засаду и попытаются пробиться в туле на спинах саркиреров. Они поэтому сюда и конулярию притащили.

- А если у них получится?

- Не получится.

Толстая кожа льда подтаивала и лопалась на крупные пластины, которые быстро выцветали почти до полной прозрачности. Округлые ледышки терлись боками друг о друга, и в этом слабом звуке чудилось поскрипывание хитиновой брони.

- Что теперь будем делать?

- Ждать. Будем ждать.

Кирилл повернулся, и тяжелый удар опрокинул его на пол. Он забарахтался неуклюжим жуком, попытался подняться, но его снова припечатали к стеклистой поверхности, которая вдруг подалась, подтаяла, расступилась, обхватила его липкими лапами, вцепилась в бесполезно вьющиеся визоры и втянула их глубоко внутрь. Кирилл напрягся, броня завибрировала от работающих на пределе сервомоторов, стеклянные пальцы стали лопаться и соскальзывать, но разглядеть в тумане почти ничего не удавалось - несколько сенсоров метались бесполезными точками, а мозаика никак не желала складываться в осмысленную картину. Затем в ноги воткнули по обжигающему факелу, в грудь ударили ледяным молотом, и на какое-то мгновение дыхательная трубка забилась вязкой кровью.

- Лучше не двигайся, - доверительно прошептала ему на ухо Одри. Но он не послушался, асфиксия рвала его из плотной колыбели боли, она была его лучшей союзницей, смерть вытаскивала из трясины страха и растерянности на жиденькие клочки невероятного спокойствия и упорства, но затем кто-то отключил свет, и он оказался нигде.

Одри бросила скорчер, опустилась на колени и тронула Кирилла за плечо.

- Кирилл, Кирилл, - позвала она его. Наклонилась, отстегнула маску, но задняя часть слишком глубоко ушла в расплав, и снять лицевую платину не удалось.

- Мертв? - Борис сидел у колонны, ему не хотелось двигаться. Они успели первыми, напомнил он себе, но желания шевелиться не возникало. Хотелось все также неподвижно холить собственную тоску и апатию.

- Он умирает. Душа его заплутала в лабиринтах тела, и кровь еще сочится по капиллярам...

- Перестань!

- Мир громадной улиткой ползет в ничто, и знаки дороги отмечают малейший изъян судьбы...

- Заткнись! - Борис повалился на бок. Желудок судорожно сжимался и выбрасывал жгучую желчь. Рот наполнился горечью, но руки тряслись и никак не могли найти проклятые застежки.

- Что мы в этом мире? Кусочки слизи или искры партеногенеза? Мы всегда в прошлом, будущее кажется чудом нашим мертвецам...

Маска отлетела, изо рта потекла черная тягучая жидкость. Борис кашлял и задыхался, ему хотелось разодрать собственное горло, чтобы выпустить наружу полыхающий огонь, но ослабевшие пальцы натыкались на жесткий воротник брони. Слабак, слабак, слабак... Каракатица... Слизень... Червь... Так вот какой вкус у предательства... Горький и жаркий...

Одри помогла Борису подняться и подвела его к наблюдательному отверстию. Он глотнул льда и замычал от облегчения.

- Помогать людям - моя первейшая обязанность, - сказала Одри. Она подождала пока Борис отдышится. Тот стоял на четвереньках, как неуклюжий лангуст, и лизал снег.

- Ты отвратителен, - прошептала она и изо всех сил пнула его в живот. Потом еще и еще. Броня амортизировала удары, но Одри пинала и пинала с размеренностью часового механизма. За нечку, за сучку, за кровь, за боль, за ночь, за снег, за холод, за железо, в которых затерялась подлинная она.

- Неужели это так сложно! - кричала она Борису, а тот инстинктивно сжимался от унизительных побоев. - Неужели это так непонятно! Я! Я! Такая! Как! Ты! Скажи это! Скажи!

Потом кто-то отключил энергию, и она упала. Рассыпалась бесполезным конструктором "Собери себе подружку", обесточилась... Лимит эмоций оказался исчерпан, сработал химический предохранитель. Где-то внутри щелкнуло и наступило то, что люди называют покоем. Точнее, они думают, что для них нечек - это покой. Разве у людей иначе? Какое дело им до людей. Людям самим нет до себя дела. Первая обязанность нечки... Ты не человек... У меня две руки, у меня две ноги, у меня десять пальцев на руках, у меня десять пальцев на ногах, у меня два глаза, два уха, у меня один рот и один нос... Мое тело содержит все необходимые для функционирования органы... У меня несколько альтернативных питательных систем... Я - человек! Что же тогда человек?