Михаил Савеличев - Фирмамент

- Что я тебя буду есть, - Одри еще крепче прижала к себе Бориса. - Ты ведь не забыл, что мне нужно есть? Я - нечка, я - пиявка, мне нужна либо твоя сперма, либо твоя кровь.

Раны заныли, почувствовав близость острых зубов, под стальными скрепами застучало, и Борису показалось, что там надуваются большие горячие желваки, поджившие края укусов расходятся, как улыбающиеся губы, и по шее начинает стекать ледяная кровь.

- Отпусти...

Одри разжала объятия и отступила назад. Борис качнулся, но удержался на ногах.

- Что там у вас? - спросил Кирилл.

- Все нормально. Борис споткнулся и я помогла ему. Мы поднимаемся.

...Этот город - Вавилон, город Великой Блудницы... И вот она вышла из тени, ожила мрачным таинством хризопеи, вырвалась из пасти черного забвения, поднялась по аподесии истинной прямой микрокосма и раскинулась на жесткой кровати гробовых плит, не замечая, как сквозь прорехи проеденной червями плоти проглядывают кости с ошметками иссохших мышц. Она была их, только их, и гнилые зубы шептали сквозь рев ветра интимную тайну изголодавшейся блудницы. Она была готова к спариванию, готовы была принять в ненасытное и бездонное лоно еще три капли алкаэста, неземного эликсира универсального растворителя держащих ее в аду оков. Черные монолиты былых оргазмов, ненужные памятники минувшей истоме, просвечивали сквозь сепию надвигающейся ночи. Лужи и реки багровой крови неудавшегося зачатия растекались между возвышенностями и впадинами полуразложившейся, полуиссохшей вагины, и чудовищное напряжение готового проснуться суккуба влажными отростками проникало внутрь, извлекало из души сладкую мелодию отвращения и ужаса.

Здесь исполняются все желания, вы слышите, о несчастные рабы собственной алчности?! Здесь и только здесь каждому уготовано по делам его, и пусть никто не уйдет обиженным!

Ветер хватал за руки и тянул во тьму, кружил ласковым щенком вокруг ног и хватал зубами за затылок, извлекая из брони непереносимый скрип. Все было готово к восходу Черной Луны. Кирилл чувствовал, как внутри подтаивает анестезирующее озеро, как плавятся и опадают игольчатые торосы боли, как трескается и дыбится лед сознания, безнадежно пытаясь удержать внутри жуткое светило бесконечной, мучительной смерти. Сквозь марево света пробивались угольные кристаллы забвения, и целостность даже этого мертвого мира рассекалась ножами того, что гораздо сильнее тьмы.

Хотелось отрастить тысячи рук и обхватить распадающееся тело, сжать осколки головы, попытаться собрать мозаику собственного Я из миллиона и одного гладкого камешка экуменического калейдоскопа. Я - это Она, внезапное понимание центробежных и центростремительных сил, вечной взаимосвязи микрои макрокосма, где генерируется, насыщается темный луч ненависти Человечества, чтобы преломиться через еще одну песчинку и обратиться в непроглядную тень души. Все - во мне, и я настолько же иллюзорен, насколько выдумана в бредовом сне Хрустальная Сфера, подсвеченная фальшивыми гирляндами бесконечных миров.

И словно в ответ графитовая вьюга кристаллизовалась в стылый алмаз ночи. Мертвый город набрал дыхания смерти и воздух стек тяжелой водой в отстойники улиц, вымораживая остатки теплых шнуров фарватеров.

- Ты их видишь?

- Они здорово парят... Совершенно не жалеют энергии. Ждут.

Кирилл отполз от дыры и сел около куба печки. К протянутым рукам протянулись теплые лапки уюта. В мягких разводах ночи зал казался огромным. Он притаился гулкой каверной в глубине оплавленного октаэдра - здания или надгробия сгинувшей цивилизации. Было даже непонятно - являлся ли зал архитектурным сооружением, или результатом лазерной атаки - яростным ударом и взрывом в монолите, градиента давлений, температур, хаоса, вынужденно взявших на себя роль творца, распирая упакованный строгой симметрией зев камня, вырывая из его глотки вместе с раскаленной слюной вой боли и ужаса. С невидимого потолка спускались бугристые колонны, изъязвленные пузырями ожогов и тяжелыми волнами застывали на неровном полу. След прошедшего шторма впечатался в стены, припорошив волнением вязкие следы и норы неведомых зверей. А может, то были многочисленные пасти с рядами крохотных зубов, только и ждущие глупую жертву - неосторожных пальцев и рук, коснувшихся вывороченных, слюнявых губ?

- Хорошее гнездышко, - сказал Борис. Он даже не рискнул присесть. - В чреве кита, наверное, так же уютно.

Возразить было нечего, и Кирилл с Одри промолчали. Борис протянул руки к печке и пнул ее посильнее. Пальцы погрузились на блаженное мгновение в эфемерную горячую воду.