Марина Саввиных - Синдром аксолотля

Для чего стараешься? Чего хочешь?

Я сердился. Старался не смотреть на нее и не разговаривать, но она, почувствовав отчуждение, делалась ласковой, как котенок. Прижималась ко мне, заглядывала в глаза и все тянула своим... особенным таким голоском: "Дэ-э-вид... ну, прости... забудь, что я говорила... я совсем так не думаю! Ты - чудный ... ты такой добрый! Не оставляй меня! Слышишь?".

Однажды ночью меня разбудил необычный звук - что-то в плотной стигийской тишине свистело и пощелкивало. Тихо, но внятно и непрерывно. Я вылез на воздух и обомлел. Вокруг палатки - очень точно по кругу радиусом примерно в пятьдесят шагов - сидела целая компания детишек... вот так - по одному, на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Игра, что ли, какая... У них в руках было что-то вроде невидимых кастаньет. Они раскачивались из стороны в сторону в такт сухим коротким щелчкам, издавая ко всему еще... тихое, но очень отчетливое присвистыванье... не свист, а именно... фью-фью... с придыханием - не свист, а дуновенье в осоке... я замер, едва ли не блаженствуя - такое это было волшебство...

Крошечные феи... им только крылышек не хватало... я, кстати, долго не мог понять, почему на моем пути оказывались исключительно девочки... теперь-то я знаю, а тогда мне это мистикой казалось...

малюсенькие девочки - каждая с ореолом пушистых кудрей вокруг головки... ручки, сжатые в кулачки, подняты кверху... и движутся - все вместе - под свою колдовскую музыку... раз-и-два... раз-и-два ... как светящиеся белые кустики на ветру...

Вдруг кто-то кинулся на меня сзади. Я чуть не упал - и тут же понял, что это Элси. Она обхватила меня за ноги, прижалась, прилепилась...

Она дрожала... ее просто колотило всю от макушки до пяток... и она... скулила, подвывала... понимаешь, ее тянуло туда, к ним, к этим... и она знала, что там - конец. Знала - и рвалась к ним, зовущим, рвалась из последних сил. Что было делать? Я оторвал ее лапки от своих колен, поднял на руки и понес в палатку.

Бог мой! Ее как током ударило! Она кусала меня и царапала, пинала меня ножонками, орала и визжала, плюясь и извиваясь... я затащил ее в палатку, завернул в одеяло... как кошку пеленают в ветлечебнице, чтобы поставить укол.

Ну и ночка была! Элси билась и рвалась - те, в ночном болоте, не умолкали чуть не до утра... к утру я понял, что так и тронуться недолго.

После этого всего она проспала часов десять... а когда проснулась, разразилась самой жуткой бранью, какую только допускал ее английский, усвоенный аксолотлями от летчиков, коммивояжеров и фермеров.

12.

И началось! Днем Элси заискивающе мурлыкала и умоляла меня держать ее, держать, не отпускать ни за что на свете... Сил у нее заметно прибавилось, даже явные проявления сколиоза вроде бы стали сходить на нет. Она щебетала радостно и уверяла меня, что никогда в жизни не была так спокойна и счастлива, как со мной.

- Ты - бог! - говорила она,- ты пришел, чтобы спасти меня. Рядом с тобой я знаю, что Патрия - не просто есть. Она и есть наша общая Родина! Я могу дышать! Я могу говорить! Мне так с тобой хорошо!

Ночью - с десяти-одиннадцати по моим часам - детки, как перепелки, рассаживались по кустам. И - вперед! Мне очень скоро надоели до смерти их рулады. Я пытался отвлечь Элси. Как мог. Ужин растягивал до самой ночи. Разговаривал с нею. Как попугай. И вроде бы помогало.

Но когда артисты убирались восвояси - она обрушивала на меня водопад презрения и сарказма! Ее брань становилась все изощренней с каждым днем она научилась... можешь себе представить? Она научилась-таки цеплять меня за живое!

Часов в пять-шесть она засыпала... к обеду, квелая, как дождевой червяк, выползала из палатки, находила меня и втыкала в меня шпильку... в самое больное место! как будто знала, черт побери!..

вот скажи, откуда ей знать было, где у меня болит?

...через неделю я был готовенький... понимаешь, я стал терять контроль над собой! Я стал ловить себя на мысли, что охотно придушил бы ее... или пристукнул... И пристукнул бы, но после полудня она словно в себя приходила... словно из бреда высвобождалась... Жуть!

Она ведь прекрасно помнила, что происходило ночью и утром.

- Не верь, Дэвид! Не слушай, что я болтаю... я не хотела... я... это не я! Я люблю тебя - помни об этом и терпи. Пожалуйста, потерпи еще немного!

Она забиралась ко мне на колени - крохотный беззащитный ребенок...

одинокий ребенок среди мира, ополчившегося на него всей своей равнодушной массой... Господи! как я жалел ее в эти минуты, как сострадал! Как - сострадая - искал объяснений и преисполнялся гневом и раздражением против тех, из болота!