Марина Саввиных: Синдром аксолотля

- Не спи, не спи! Мне страшно! Зачем ты оставляешь меня одну?!

Я брал ее на руки и долго сидел, покачиваясь, как китайский болван.

Она засыпала. Но стоило мне только положить ее на постель, как все повторялось снова...

- Как ты мог?! Ты меня бросил! Я умру ... умру без тебя!

Это странно, но я нутром чуял, что она не лжет.

Ее что-то беспрерывно терзало, внутренняя мука разрывала ее на части.

Она смотрела на меня темно-лиловыми, глубокими глазами, и словно скрывала что-то за внешним, обманным, испуганно-жалобным взглядом, к которому я уже привык и которым она, по всей видимости, по привычке отгораживалась от меня. Отгораживалась - и в то же время постоянно намекала, что настоящее страдание, невидимое мне и непонятное, бесконечно превосходит возможность моего разумения. И если она умрет - а она умирает! - то уж никак не от банальной простуды, которая так легко поддается моим усилиям. Чай вот с медом... ну и т.п.

Это было так не по-детски, что я через некоторое время перестал видеть в ней человеческое дитя. Какое там! Она - другое существо, чужое, чуждое. Когда она не стонала и не плакала, то сама обращалась со мной, как с глупым ребенком... или как с роботом-нянькой, который для того только и существует, чтобы ухаживать за ней.

Сам не знаю, почему я слушался ее... делал все, что она хотела, даже если... впрочем, это сюда не относится...

Короче, она умирала и страдала, плакала и стонала, прижималась вздрагивающим тельцем к моей груди, словно хотела добыть из нее универсальную защиту от сокрушавшей ее невыносимой боли... тем временем хорошая пища и уход сделали-таки свое дело. Она заметно поправилась, щечки ее округлились, порозовели, лихорадка прекратилась, она стала спать долго, крепко и сладко, и уже не будила меня по ночам.

Да... защиту от аксолотлей я выключил в первую же минуту, как Элси появилась в палатке. Однако, ни один аксолотль к моему жилью не подобрался. Ну и слава Богу! Я и не вспоминал об этом... потом оказалось зря.

Как-то утром я понял, что прошло уже больше недели с тех пор, как я притащил ее с болота. Я забросил все дела, пока возился с ней. Я даже не вспомнил ни разу о плантации... Ба! На календаре - беззвучным укором светилось 24-е. Еще три дня назад я должен был проверить гнезда! Теперь, считай, третья часть урожая пропала!..

если не больше...

Ругая себя последними словами, я помчался на плантацию. Элси спала - и к моему уходу осталась безразлична.

Я возвращался с двумя тяжеленными сетками на самодельной алюминиевой волокуше - в довольно сносном расположении духа. Могло быть хуже...

да, видать, похолодание поспособствовало: угри мои только-только успели дозреть до состояния, когда они начинают пожирать друг друга, пока из всего выводка не остается один, самый удачливый. Большую часть мне все же удалось собрать, хотя помедли я еще хотя бы сутки...

Меньше полукилометра оставалось до палатки, я уже видел зеленую тряпицу на флагштоке, который собственноручно когда-то воткнул перед входом... вдруг будто кольнуло меня что-то. Я остановился, огляделся и все понял над моей головой, довольно высоко, но так, что можно было разглядеть, кружил дайринг.

Я видел! Своими глазами! Ну как объяснить... ведь невозможно спутать, хоть и не встречал никогда. Это все равно... ну... если б ты увидел ангела, разве ты спутал бы его с чем-нибудь?

4.

Про них вообще-то много говорят. Говорят, что встреча с дайрингом доброму человеку приносит удачу, а злого - сводит с ума. Демоны они или просто редкостные существа, никто не знает.

Я замер на месте и стал тихонько следовать за ним глазами. Дайринг медленно - кругами - опускался, словно специально для того, чтобы я мог его в подробностях рассмотреть. Хотя, скорей всего, наоборот - он меня рассматривал, со всех сторон, детально. Так, с дружелюбным любопытством рассматривая друг друга, мы становились все ближе - по расстоянию и... по состоянию. Наконец, он опустился на кочку, прямо передо мной, всего-то шагах в десяти, твердо подпершись хвостом и скрестив руки на груди. Ему было очень удобно и покойно вот так полусидеть - в молчаливом внимании к моей персоне. Я тоже молчал и не двигался.

Мир шарообразен. Я чувствовал его круглоту и наполненность: капле некуда упасть. Мир таков, что к нему нечего добавить. Это правда.

Все, что в пределе возможно, - это видеть его целиком, до мельчайшего кристалла, до клеточки. Искрой дрожать в каждой точке мира - и держать перед собой все точки, как на ладони. Понимая все разом про каждую и про все вместе. Созерцать. Я что-то очень важное тогда узнал. Что есть тоска созерцания, острая и сладкая, как...