Александр Щеголев - Сумерки

Я не выдержал, раскричался:

- Да кто вы такой! Кретин? Или кто?

- Я занимаюсь тем, что объясняю плесени положение вещей. Пока не поздно.

- Я не о том, - сказал я нервно. Тогда он чудесным образом сверкнул в темноте зрачками и улыбнулся.

- А как вы думаете?

Я посмотрел на его смутно белеющее лицо. Ощутил всей кожей, до озноба, чрезвычайно странную атмосферу нашего разговора. И у меня родилась безумная мысль. Стало холодно и страшно.

- Пришелец, - слабо предположил я. - Из космоса.

Человек вежливо рассмеялся.

- Вы меня обижаете, я такой же сын нашей страдающей планеты, как и вы. Как вы все. Только я волшебник, добрый, разумеется.

Звать на помощь? - подумал я, мысленно хихикнув. Бесполезно. Прыгать в окно - шею ломать. Успокаивать опасно: говорят, психи от этого звереют... Неужели все так просто - дурацкий разговор и всякие странности?

- Ловко вы мне поставили диагноз! - голос его вдруг забурлил, зазвучал, наполнил комнату до краев. - Душевнобольной, и точка! Может быть, вы и правы, но это не важно. Сейчас не важно все, кроме нашего разговора... Да, я добрый волшебник. Вдумайтесь. Волшебник - тот, кто делает невозможное. Я делаю невозможное, правда способами, отличными от традиционных сказочных. Моя колдовская сила заключена в живых человеческих словах, ими я творю чудеса. Я открываю людям глаза, а это, безусловно, чудо доброе. Такие, как я, были всегда, и всегда мы были необходимы, но и всегда мы были чужими. Нас травят, нам ставят диагнозы, нас высылают или закапывают живьем. Отнимают волшебное оружие, затыкая рты, глуша несанкционированные голоса воплями о морали или о бдительности. Если требуется, у нас рвут языки. Но мы есть и мы будем. Средства массовой информации для нас закрыты, поэтому мы ходим по людям. Кто-то ведь должен пугать людей правдой...

Так он мне сказал, и его внезапно выплеснувшаяся страсть произвела на меня некоторое впечатление. Видно было, что он может говорить на эту тему долго и красиво.

- Впрочем, хватит пустых рассуждений, - завершил он монолог. - Кто я такой, мне, к сожалению, не удастся объяснить, а вам - постичь.

- Надеюсь, вы не паук, - небрежно пошутил я. - Судя по всему, моя кровь вас не интересует, а это главное. Имейте в виду, кровь я не дам.

Он не обратил внимания, прибавил:

- Можете называть меня просто Лекарь. Такова моя профессия... хм... моя бывшая профессия. Удовлетворены?

- Очень приятно, - кивнул я ему. - Но в самом деле, давайте кончим болтать. Пока что из вашего сверхважного разговора для меня прояснилось только одно - почему вы боитесь чужих глаз. Я бы на вашем месте тоже боялся.

- Я боюсь за вас, - ответил он мне. - За вас, Саша... Значит, мы остановились на том, что плесень должна осознать свой вред.

- Да, именно на том. Я, кстати, уже понял, что я плесень. И знаете, от этого не чувствую себя нравственно чище. Мне хочется в уютный номер с женщиной. И вообще, я спать хочу.

- Подождите, выводы после. Итак, плесень надо перевоспитывать. Но это невероятно сложное дело! Во-первых, процесс перевоспитания требует индивидуального подхода, что отнимает массу времени. Во-вторых, даже при индивидуальном подходе не всегда удается достигнуть успеха. Когда у меня бывают удачи в двух случаях подряд, я сам считаю это чудом. А в третьих, у большинства процессы плесневения зашли слишком глубоко: с ними работать не только бесполезно, но и опасно. Все это приводит к тому, что наша деятельность неэффективна. Пока занимаешься одним человеком, вырождаются миллионы. Миллионам не докажешь, что они плесень, - растопчут. А доказывать каждому в отдельности неэффективно. У нас есть надежда на медленную лавину, когда любой сдвинутый с места камешек увлекает за собой пару камешков, лежащих рядом, но пока это всего лишь надежда... Успокойтесь. Саша, я заканчиваю... Так вот, кроме мягких форм борьбы за цивилизацию существуют и другие, менее красивые. Хотелось бы думать, что до этого не дойдет, но, вполне вероятно, когда-нибудь придется заняться чисткой.

- Как? - не понял я.

- Очень просто. Счищая с порченой булки отвратительный белый налет, можно добраться до свежего, хорошего слоя. Вот, собственно, и все, что я имел вам сказать.

Он встал.

- А теперь ступайте, сударь. Уверен, вы хорошо запомнили наш разговор.

- Подождите, - сказал я ему. Меня переполняло недоумение. - Как это ступайте? Неужели вы мне так и не объясните эту дурацкую ситуацию? Тем более, ваша лекция закончилась!

- Опять никчемный вопрос, - устало сказал незнакомец. - А ведь я объяснил ситуацию предельно ясно. Вы умный парень, Александр. Зачем же вам нужно, чтобы я разжевывал очевидные вещи?