Александр Щеголев - Сумерки

- Саша, - сказал он мне, - это звучит либо глупо, либо пошло. Я собираюсь убедить вас в том, что вы плесень.

Псих, мелькнула догадка. Сбежал откуда-нибудь.

- В каком смысле? - спросил я, стараясь не подать вида.

- Разумеется, не в буквальном.

- Ну уж... - протянул я. Становилось интересно.

- Не согласны? - он был ироничен. - Я ущемил ваше человеческое достоинство? Ладно, смотрите. Насколько мне известно, вы профессиональный гонщик, выступаете за клуб молочного комбината.

- Да, - хмуро подтвердил я. Про человеческое достоинство - это он зря.

- Ваша работа имеет хоть какой-нибудь смысл? Очевидно, нет. Вы первый убеждены, что нет. Вот когда вы разнесете груду шин по бокам желоба, а затем благополучно догорите в остатках капсулы, только тогда смысл прояснится. Толпа зрителей получит удовольствие. Правильно?

- Это мое дело, - сказал я, - где и как догореть.

- Ну что вы, я не посягаю на ваши священные права... Но если теперь вспомнить разнообразные способы вашего приработка, то станет окончательно ясно - от вас, как от социальной единицы, нет ни малейшей пользы обществу. Скорее наоборот.

Я напряг мышцы. Я тихо заметил:

- Любопытно. Какой приработок имеется в виду?

Он ответил жестко:

- Вы преступник. Начинающий, правда. Вам 28 лет, и вы решили, что настала пора жить по-человечески. Спортивная карьера бесславно заканчивается, спортклуб беден и бесперспективен, звездой стать не удалось, а накопленные деньги незаметно растворились в тоскливых буднях. В районе Северных новостроек у вас не сложились отношения как с органами охраны правопорядка, так и с местными приятелями. Тогда вы перебрались в центральные трущобы, в район вашей бурной юности. Вы нетерпеливы, вам надоело заниматься ерундой, работать по мелкому и, тем более, рисковать жизнью в капсульных гонках, захотелось серьезных дел и серьезных денег. Я точно сформулировал ваши потаенные цели? Правда, вы пока не располагаете достоверной информацией, не имеете плана действий, вы просто тычетесь по углам, выясняя, кто и как. Или я ошибаюсь?

Этот гад не ошибался. Его информация была более чем достоверна. Я обнаружил, что сижу с отвисшей челюстью, что пальцы мои нервически тискают друг друга, что во рту скопилась слюноподобная дрянь, и я решительно сглотнул, решительно собрался с мыслями и приготовился врезать ему что-нибудь решительное. Но сказать-то мне было нечего. Решительно нечего.

Неизвестный тип ровно говорил:

- Впрочем, простите меня. Указывая на вас, я обвиняю главным образом не вас лично. Дело в том, что таких - сотни миллионов. И от вас всех нет обществу никакой пользы. Ваш эгоизм - не норма поведения, а догма, святыня, в сознании вашем нет ему альтернативы. Деньги входят в ваш обмен веществ. Времяпрепровождение... Вероятно, я безобразно банален? Это от волнения, простите еще раз... Вы сладострастно вырождаетесь, поодиночке и все вместе. Какая у вас цель, в чем смысл вашей жизни? У всех один и тот же - жить по-человечески. А если повезет, то лучше. В общем, вы плесень, хомообразная, вовсе не отвратительная - просто плесень. Курьез эволюции...

Я опомнился.

- И что дальше? - спросил его зло. - Вы, конечно, отменный проповедник, только объясните наконец, откуда вы меня знаете! Откуда вы столько обо мне знаете!

- Странный человек! - с неожиданным отчаянием произнес он. - Зачем бесполезные вопросы?

Я приподнял зад.

- Не хотите отвечать, не надо. Дело ваше. Но тогда нам не о чем разговаривать. Будет лучше, если вы уйдете самостоятельно.

- Сядьте, - сказал незнакомец. Точнее, приказал офицерским металлическим голосом. Я повиновался, сам того не желая. Упал обратно, даже не пикнув.

- Повторяю. Вы, Александр, вошли не в свой номер. И уйдете отсюда вы, а не я. Уйдете, когда беседа закончится. Не раньше.

Это было чересчур нагло, но я смолчал. Я вдруг почувствовал, что человек смотрит на меня, хотя в темноте его глаза были не видны. И мне опять стало не по себе. Охватило гнетущее чувство, будто в глазах бьет прожектор. Нестерпимо захотелось встать на четвереньки, спрятаться под столиком, закрыться ладошками от этого взгляда-прожектора. С трудом разлепив губы, я выдавил:

- Сижу, сижу...

Тут же стало легко - наваждение исчезло. Таинственный субъект, восседавший напротив, продолжал как ни в чем не бывало:

- Прошу вас, ни на что не обижайтесь. Сейчас вы поймете, почему я называю вас и таких, как вы, плесенью. Вас много. Вас настолько много, что представить страшно. Из миллиарда людей, пока еще сохранившихся на Земле, по крайней мере у половины душа вырождена. И вас становится все больше. Видели, как брошенный хлеб постепенно покрывается гадким бело-зеленым налетом? Человечество заросло вами точно так же. Я не вижу лучшей характеристики, чем слово плесень. Это не оскорбление, а рабочая формулировка, наглядно показывающая суть явления. А суть явления в следующем: ваше общество заплесневело.