Дмитрий Сафонов - Радио Судьбы

– Он... там... Готов! – Микола ткнул пальцем за спину, двумя руками схватил себя за горло, потом снова ткнул большим пальцем за спину и повторил: – Готов!

У Костюченко уже не хватало адреналина, чтобы правильно отреагировать. Сначала этот чертов Липатов с окровавленной мордой. «ПОМЕШАННЫЙ Липатов», – поправил он себя. «Хотя... Какая теперь разница?» Следующим номером программы – нападение на дежурный наряд. Тут до конца еще ничего не ясно, но... Костюченко попытался отбросить и эту мысль. В голове не хватало места, чтобы аккуратно уложить там все события сегодняшнего дня, который, если верить электронным часам, висящим в холле, только начинается. Десять минут двенадцатого.

И, наконец, очередное ЧП. Снова с Липатовым. «А ведь он даже не зарегистрирован... Поди объясни прокуратуре, почему в четвертой камере ИВС оказался Андрюха Липатов...»

Костюченко бросился к лестнице. Сегодня ему приходилось много бегать. Гораздо больше, чем хотелось бы.

Прыгая сразу через три ступеньки, он спустился в подвал. Подземная прохлада чуть-чуть освежила разгоряченное лицо. Он ощутил, как намокшая рубашка прилипла к спине и холодит тело.

Огромными прыжками он пронесся по коридору ИВС, оттолкнул от глазка Миколу.

– Пусти!

Он с силой вдавил лицо в железо двери, распластался вокруг глазка, словно собирался через него залезть в камеру. И первое, что он увидел... Ноги. Ноги, болтавшиеся в метре над полом.

– Открывай! – прошипел Костюченко.

Микола долго не мог попасть в замочную скважину. Костюченко хотел отобрать у него ключи, но вовремя сообразил, что вряд ли он справится лучше. Лучше подождать.

Наконец Миколе удалось вставить ключ и сделать два скрежещущих оборота. Костюченко распахнул дверь и влетел в камеру. В спешке он запнулся о порог, покачнулся и ухватился за первый попавшийся предмет, чтобы не упасть. Этим предметом оказались ноги висевшего Липатова.

Костюченко почувствовал, как обмякшее тело под его руками дрогнуло, подалось вниз. Ему даже показалось, что послышался негромкий хруст.

«Я сломал ему шею?» Впрочем, это ничего не меняло. Ли патов был уже мертв. Он залез на умывальник, перекинул ремень через трубу вентиляции, сделал на другом конце петлю и сунул в нее голову.

«Нет, наверное, он сначала сунул голову в петлю, а потом закрепил свободный конец за трубу – иначе длины ремня не хватило бы», – машинально подумал Костюченко.

Как бы то ни было, итог один – Липатов спрыгнул с умывальника и...

Эта картина – синеющее лицо, бьющееся в конвульсиях тело – настолько живо предстала перед мысленным взором дежурного, что ему стало не по себе. Он почувствовал, что его сейчас вырвет. Может вырвать.

Он повернулся и наклонился над умывальником. И застыл...

На серой шершавой стене отчетливо выделялись красные буквы. Надпись, сделанная чем-то красным (ах, ну да, у него же шла из носа кровь! Наверняка это просто кровь. Обычная человеческая кровь, и больше ничего. Обыкновенная кровь... ПРОСТО КРОВЬ...), притягивала взгляд, она словно гипнотизировала его. Не отпускала. Он перечитывал ее еще и еще раз и никак не мог понять. Никак не мог уяснить, что она должна означать. Кому она адресована? Зачем? Почему?

Ноги его подкосились, и он медленно осел на пол. Рука сама собой потянулась к нагрудному карману рубашки, в котором обычно лежали сигареты. Он сидел и промахивался мимо оторванного кармана, а тот, кто его оторвал, медленно покачивался рядом, и с его правого ботинка что-то капало. Костюченко все пытался достать из несуществующего больше кармана пачку «Тройки», курение которой грозило раковыми заболеваниями. Но раковые заболевания казались сейчас чем-то несущественным, даже нереальным. Надпись, алевшая на стене над пожелтевшей раковиной с отколотой по краям эмалью, была куда более реальной. Хотя и не совсем понятной.

Корявые разбегающиеся буквы складывались в слова: СДОХНИ, ТВАРЬ! От восклицательного знака тянулся густой неровный потек.

Костюченко посмотрел на Липатова. Ему показалось, что мертвец смотрит на него выпученными глазами и ухмыляется.

Костюченко вскочил на ноги, заорал и пулей вылетел из камеры. Он мчался по коридору и слышал тяжелые шаги, которые следовали за ним по пятам. «Это Андрюха! Спрыгнул и бежит за мной...» Картина, промелькнувшая в сознании, была чудовищной. Липатов бежал за ним, высунув посиневший, со следами зубов, язык, обрывок ремня болтался на искривленной шее, мокрая правая штанина прилипла к ноге... Он бежал и продолжал широко ухмыляться – так, что видны были окровавленные десны.