Андрей Дашков: Собиратель костей

Я набираюсь мужества и дёргаю за верёвку. Он держит надёжно. Я стремительно вылетаю из ямы и вижу, что Двуликая помогала хозяину. Я испытываю странные, неописуемые чувства. Эти двое… Кем они приходятся мне НА САМОМ ДЕЛЕ?

И кем тогда был Шёпот? Незаконнорождённым ребёнком моего деда, чудом избежавшим смерти благодаря милосердной повитухе? «Лишним» братом отца, моим таинственным дядей, память о котором начисто выскоблили? Претендентом на престол, фактором нестабильности, заранее устранённым осторожными Лордами? (В этом мире случаются чудеса – корзины с бастардами иногда доплывают до берега. Их находят сорокалетние старухи, не познавшие любви и радости материнства…) Или он был чистокровным чудовищем, продолжавшим «дурную ветвь» рода? Или настоящим монархом, у которого вероломно отняли трон, королём, обречённым на изгнание и гибель в нищете и безвестности? Какая теперь разница, спросите вы?

Он жил во мне до сих пор (и, кроме него, те, кто составлял ДЕВЕРУ). Я почувствовал, как он зашевелился в другом слое неведомой жизни, разбуженный нами, когда мы потревожили его кости. Тени предков бродили внутри меня; и если могилы молчали, то тени постепенно обретали голоса…

Не распад, а слияние сквозь время. Старая закваска и бурлящие соки юности.

Голос крови.

Невнятный, но яростный зов.

Уже близка утренняя заря. Габриэль без промедления инициирует Ритуал Джонаса. Я помню все – до той минуты, когда человек без лица приблизился к нам, взойдя по западному склону холма, и начиная с того момента, когда Габриэль вдруг заявляет, нависнув надо мной:

– …Поэтому я решил снова отправить тебя куда подальше. Или стереть.

Он распахивает плащ и достаёт свой Волшебный Фонарь.

– За что?!! – ору я.

– Глупейший вопрос, – замечает Габриэль. – Не «за что», а «потому что». Время пришло. Джонас шепнул мне, что уже пора. А ты разве ЕГО не слышал?

Помнится, я долго молчал, уставившись на него ненавидящим взглядом (так мне казалось – на самом же деле, по свидетельству Евы-Двуликой, мой взгляд был умоляющим). Джонас был мёртв уже по крайней мере два столетия.

Я пытался подобрать образ… Ах да – тот муляж, вышагивавший деревянной походкой вверх по склону холма. Вместо лица – чёрная дыра, уводившая в другие измерения… Джонас, бедняга. Что ОНИ с тобой сделали?!

– Так, задержка в развитии, – констатировал Габриэль. – Придётся преподать тебе ещё один урок. Надеюсь, последний. И не зыркай исподлобья, щенок! Я оказываю тебе бесплатную услугу, занимаясь твоим просвещением. По правде говоря, это чертовски скучно. Однако же недаром лучшие из учителей утверждали, что учить надо, развлекая. Я бы добавил: и развлекаясь. Вот и развлечёмся!

Он вдруг вскочил на ноги и заорал на всю округу, будто балаганный зазывала, хотя в пределах видимости никого не было:

– Собирайтесь, преступные призраки; слетайтесь на пир, демоны! Все сюда, проклятые и свободные, инкубы и суккубы, кобели и суки! Призываю вас, Невесты Христовы, сбежавшие от алтаря! Ко мне, могильщики упований! Наедимся всласть! Нажрётесь впрок! Хватит даже на консервы! Главное блюдо – душа, претендующая на невинность. Затем объявляется одноактный хэппенинг под названием Ритуал Джонаса. Интерактивный конкурс для маразматиков! Главные действующие лица и исполнители: Адам – мой большой друг Санчо; Ева – моя нежная подруга Двуликая; Габриэль – ваш покорный слу… тьфу ты! ваш непокорённый хозяин! Остальные – все кто угодно. Тела можете получить в гардеробе. Танцуют все! Повеселимся, бродяги? Оторвёмся напоследок? Тряхнём стариной? Трахнем старину Адама ещё разок? А? Что? Не слышу?!

До этого он размахивал руками как одержимый, но тут приложил ладонь к уху, будто и впрямь вслушивался в то, что шептали призрачные голоса. Он, этот чудовищный шут, стоял посреди мёртвой долины и заклинал здешних призраков. А те молчали. Только ветер завывал в миллионнолетней тоске и крутил над холмом пыльные смерчи…

Спустя несколько секунд на лице Габриэля появилась удовлетворённая улыбка.

– Итак, – он повернулся ко мне, – все готовы? Кто не спрятался, я не виноват. Начинаем!

С этими словами он направил луч Фонаря на меня.

На протяжении какого-то мгновения я испытал то же самое, что выпадает на долю приговорённого к казни. Полный цикл: от омерзительной пустоты внутри, в которую проваливается сердце, и осушающей глотку паники – до ледяной ясности, когда острое шило бесконечного сожаления беспощадно пронизывает все утраченные миры, всех женщин, которых мог бы полюбить, все прекрасные места, где не сумел побывать, все сезоны, закаты, небеса и оттенки лунного света, которыми не успел насладиться, – всю коллекцию мёртвых бабочек воображения, существующую только краткий миг. Ею невозможно любоваться; она рассыпается в прах от первого же взмаха крыльев Того Самого Ворона, орущего: «Никогда!»