Владимир Щербаков - Восточный конвой

Это неодушевленные существа. И хотя Милову приходилось слышать разные мнения на этот счет, он не без оснований полагал, что дело теологов рассуждать о том, можно ли мыслящие машины причислять к существам одушевленным и распространяется ли благодать Господня также и на них. Для практика машина всегда останется неживой. Даже если он признает за нею наличие определенного характера, привычек и прочих атрибутов живого существа.

Поэтому Милов, осторожно пошарив в сумке, вытащил пистолет с длинным стволом. Бесшумное оружие, один из образцов, изобретенных и изготовленных в его стране.

Он тщательно прицелился в самого дальнего из видимых ему солдат, не забыв перед тем отвести предохранитель. И нажал спуск.

Пистолет коротко вздохнул.

Было нелегко попасть в находившегося в тридцати метрах солдата, как раз перед выстрелом наполовину защищенного стволом сосны. Однако Милов стрелял наверняка; иного он не мог себе позволить.

Солдат упал, не издав ни звука.

Однако ожидаемого эффекта не получилось. По миловскому сценарию, ближние в цепи должны были броситься к упавшему, чтобы выяснить, что с ним приключилось, и при нужде оказать помощь. Но этого не произошло. Солдаты продолжали двигаться в прежнем направлении. Просто в цепи возникла брешь.

"Технеты, - подумал Милов. - Аппараты, не обладающие эмоциями. Им, надо полагать, чуждо инстинктивное движение - броситься на помощь ближнему своему".

Итак, прием не помог. И воспользоваться образовавшимся промежутком было невозможно: он не успеет проползти тридцать метров, цепь выйдет на Милова раньше.

Ну что же, это ведь всего лишь машины...

Отчего только приходится каждый раз заново убеждать себя в этом?

Он медленно-медленно поднялся. На этот раз прицелиться - прямо в того, кто приближался к нему, - было куда проще.

Прозвучал второй еле уловимый вздох. Словно одна машина сожалела о другой.

Но на этот раз прочие солдаты отреагировали. Может быть, потому, что этот, падая, негромко, но все же вскрикнул.

Цепь разорвалась.

Милов отползал наискось, по диагонали, закинув сумку на спину, чтобы не производить лишнего шума. Хотя его вряд ли услышали бы. Второй солдат громко стонал. Совсем так, как стонал бы человек.

Милов выругал себя за неточную стрельбу. Хотя, если разобраться, все получилось как раз к лучшему.

Переползая, он нашарил обломок сука. И, отжавшись от земли, метнул его в ту сторону, откуда пришел, - словно гранату.

Сук опустился с громким шорохом. И тотчас двое солдат бросились туда. Ударили очереди. Фонтанчики хвои взлетали в воздух.

Зато дорога теперь была открыта.

4

(168 часов до)

После этого он до Текниса добрался спокойно, без единой накладки, хотя именно эта часть пути теоретически представлялась наиболее опасной, потому что до той поры ему ни одного живого технета видеть не приходилось. Солдат он не считал, потому что воспринимал их лишь как темные силуэты, да и вообще по солдатам трудно судить обо всем населении, у них своя интернациональная специфика.

Действительно, вчерашний день завершился, на удивление, благополучно.

Оставив охранную цепь позади, предоставив им разбираться в том, что и каким образом произошло, отойдя подальше от места событий, он благодаря надежно хранившемуся в памяти знанию географии без труда определил направление на железную дорогу и уже через два с небольшим часа вышел к полустанку, на котором (во всяком случае, прежде) останавливались местные поезда, а других в стране сейчас и не было. Какое-то время Милов колебался: опасно было, не зная нынешних нравов и обычаев, показываться на станции среди ночи и, безусловно, намного спокойнее (хотя далеко не столь комфортабельно) провести остаток ночи в лесу. Однако ранний рассвет заставил его понять, что в лесу его сейчас заметит любой случайный прохожий, а всякий, пытающийся укрыться в чаще, сразу же вызывает куда больше подозрений, чем некто, уверенно и открыто пришедший на станцию и расположившийся на скамейке в зальце ожидания; тем более что он может оказаться и не единственным, а тогда все и вообще будет выглядеть совершенно естественно.

И Милов двинулся на станцию, стараясь вести себя как можно непринужденнее, но внутренне напряженный до предела и каждую минуту готовый к быстрым, решительным и жестким поступкам. Перед тем как выйти из леса, он постарался отыскать местечко поукромнее и там - в кустарнике - вырыл яму и закопал в ней свою сумку вместе с оружием и всем снаряжением, какое в случае неприятностей могло бы его выдать. Зарыв - привычно зафиксировал место, найдя ориентиры и запомнив пеленги на них.