Дмитрий Щербинин: Счастье

...И Виктор никак не мог справится с дрожью, никак не мог найти прежний уверенности, и, вдруг, он решился - он, хоть и снял уже один ботинок, резко выпрямился, и схватил стоявшего на прежнем месте Виталия за руку:

- Нельзя так больше. Ты же здесь заживо себя похоронил!.. Пойдем - без всяких разговоров, выйдем на улицу. Ты хоть свежим воздухом подышишь, под солнцем постоишь - это лучше всяких слов на тебя подействовать должно...

Однако, Виталий неожиданно резким движением вырвался и отступил вглубь коридора, так что совсем уж нельзя было различить черт его лица - только блеклое пятно выступало из мрака. Раздался его голос - голос был блеклый, стертый какой-то, с трудом из груди вырывающийся. И тут Виктор понял, что со времени последнего посещения, а это было неделю назад, Виталий не обмолвился ни одним словом:

- Не надо... Мне там тошно... Раз уж пришел, так... проходи... Но лучше бы.

- Что лучше бы?! - резко прервал его Виктор, и, скинув второй ботинок, быстро, почти бегом проследовал в комнату Виталия.

Здесь, в этой комнате была темнота, и еще - музыка. Где-то играл магнитофон, где-то в темени стояли колонки, однако их совсем не было видно, и, казалось, что эта стонущая музыка вырывается со всех сторон. И лишь потом, несколько свыкшись с этим сумраком Виктор увидел и колонки - они стояли в самых углах, и были подобны провалам в какую-то беспроглядную черноту. Когда он увидел эти провалы - вновь дрожь охватила его тело.

Однако, первым его порывом, когда он ворвался в комнату, было распахнуть, сорвать если потребуется все те несколько слоев темных занавесей которые покрывали окна. Однако, тут вновь неожиданно проявил себя обычно недвижимый, словно мертвый Виталий - вновь с неожиданной силой, злобой даже, он перехватил его за плечи, встряхнул, и толкнул к дивану.

- Да прекрати же ты! - возмутился Виктор. - Что ты, совсем двинулся...

Но тут, из беспросветного мрака в стенах стал нарастать стон - скрипка взвыла, скрипка застонала в беспредельном мученье, и, казалось - что-то бьется, кровоточит в этой черноте, и вновь почувствовал Виктор, как нарастает, подниматься из него дрожь. С немалым трудом смог совладеть с собою, проговорил:

- Ты все-таки должен окна открыть... Там же весна... Ть-фу - ведь когда шел к тебе, целую речь заготовил - доказать тебе хотел, что нельзя так жить! Ты же заживо здесь изгниваешь! Ты...

- Тише... - неожиданно страстным шепотом повелел Виталий, и поднял тонкую свою, почти сливающуюся со мраком руку - Виктор по неволе подчинился ему.

По щекам Виталия катились все новые и новые слезы, а скрипка то все надрывалась, все завывала, все стенала - казалось, это чья-то душа умирает, жаждет высказать что-то самое сокровенное. Так продолжалось неведомо сколько времени - Виктор, право, не знал, сколько прошло минут. Когда он шел сюда, он отдавал отчет в каждой минуте, он был сосредоточенным, думающим человеком - теперь все расплылось, и он позабыл о прежних своих помыслах. Он смотрел на Виталия, видел эту плачущую тень, чувствовал как пронзительная скрипичная музыка наполняет комнату, как движется во мраке - что-то совсем непривычное, подобное чему он испытывал прежде только здесь, вновь и вновь заставляло его вздрагивать, а потом, когда запись оборвалась, то он понял, что плачет плачет уже долгое время - жаркие следы слез остались и на щеках, и прикосновениями теплых пальцев проникли через рубашку, на грудь...

Когда музыка оборвалась, и темная эта комната наполнилась непривычной, звенящей тишиною, тогда Виталий вскочил - движение его было какое-то неестественное, мертвенное, призрачным рывком метнулся он туда, где сокрытый тенями, таился магнитофон. И тогда Виктор вскочил, и громким голосом настойчиво проговорил:

- Нет - постой. Слышишь, Виталий, я тебя прошу - не переворачивай на другую сторону. Это надо прекратить, ты должен выслушать меня...

Но Виталий не слушал его - дрожащими руками он стал вынимать кассету - он так волновался, что даже и в руках ее не удержал - она упала на пол, он же склонился за нею, и слился со сгущающимся там мраком, стал подобен черному нечто, копошащемуся у пола. И в то время пока он искал кассету, Виктор ощупью нашел ведущий от магнитофона провод и выдернул его из сети, тут только понял, что щеки его еще мокрые, вытер их. Повернулся к Виталию, и решительным, чеканным голосом (хоть и не малых трудов это ему стоило), принялся выговаривать:

- Мы должны поговорить. Я не затем пришел, чтобы...

Но тут на улице раздался резкий, довольно громкий хлопок - должно быть, детвора баловалась - и тут же, в ответ на этот хлопок настойчиво забибикала, захрюкала, завизжала сигнализация у машины; и еще где-то в отдалении стал заводится, закряхтел двигатель мотоцикла.