Андрей Щупов: Стрелки

АНДРЕЙ ЩУПОВ

С Т Р Е Л К И

Для сухой констатации факта следовало подтвердить: весна вступала в решающую фазу. Намолчавшиеся за зиму птицы уже не просто свиристели, они горланили во всю ивановскую, глуша посвист ветра, шелест листвы и звон мошкары. Петр любил весну и плохо переносил пернатых. Можно сказать, едва терпел. Однако терпеть приходилось в силу служебной необходимости.

С луком через плечо, с кожаным колчаном возле пояса, он аккуратно перебирался с ветки на ветку, спускаясь ниже и ниже. Непрошенная пришла на ум мысль о том, что со стороны он, должно быть, напоминает насекомое, копошащееся в зеленой шерсти Земли. Заросшее лицо планеты, ее шкура и мех давали кров миллионам затейливых тварей. Впрочем, надолго ли? В последнее время гамоны все более постигали искусство земных парикмахеров, выбривая тут и там целые пустыни. Такое у них было странное хобби. Петр любил леса, гамоны любили пустыни.

Он одолел еще десяток саженей, и внизу показалась земля. Жилы разбегающихся корней, клочковатая, напоминающая ворс давно не чищенного коврика трава. Неподалеку от дерева Петр тут же приметил двух гамонов - кудлатого мощного самца и самку. Чутье не подвело охотника, он вышел точь-в-точь к нужному месту. Стараясь двигаться бесшумно, Петр спустился еще ниже, осторожно стянул с плеча лук. Можно было уже приступать к задуманному, но в это самое мгновение он разглядел качнувшуюся среди листвы кучерявую макушку коллеги. Увы, Петр был здесь не один. Еще один стрелок, обхватив ногами толстенную ветку, целился из базуки в парочку. Серебристый поясок, кокетливая сумка через плечо, - уже по одним этим атрибутам Петр сообразил, в кого именно тот целится. Нижняя губа охотника оттопырилась. "Серебристых" амо не любили - и не любили вполне справедливо. Петр знал эту шатию достаточно хорошо и особого уважения к ним не испытывал. В сущности эти ловкачи знать не знали, что такое настоящая охота, хотя и осмеливались называть себя полноценными стрелками. Вот и от этого "серебристого" пахло чем-то неестественным - некой смесью цветочной пыльцы и жареного миндаля. Петру стоило большого труда взять себя в руки.

- Доброй охоты! - буркнул он.

К нему обратилось пухлое личико.

- Я их первый заметил, - сварливо заявил юнец, и Петр мысленно выругался. Стыдно стало за собственную вежливость, будто и впрямь сказал что-то неприличное.

- Вот и действуй, коли первый. Стреляй и проваливай.

Фыркнув, юнец снова стал целиться.

- Не промажь, - съязвил Петр, искренне желая сопляку неудачи. Юнец выстрелил. И не промазал. Рука у стервеца оказалась твердой. Самка гамона вздрогнула, повалилась набок. В глазах ее мелькнула характерная влага.

- Пока! - теперь уже "серебристый" глядел на Петра насмешливым взором. Ясный лоб, кудельки справа и слева, чуть загибающиеся на концах ресницы - какой там, к черту, охотник! Сопляк и баловень судьбы!

Петр неприязненно отвернулся. Дождавшись, когда пухлощекий обладатель серебристого пояска скроется из виду, опустил на глаза широкодиапозонный бинокуляр. Самец - это вам не самка! Тут надо бить без промаха!

Высокие частоты, как и ожидалось, ничего не дали, поэтому пришлось пройтись по всем шкалам, и только в инфракрасном спектре охотник уловил кое-какие намеки на сердечную мышцу монстра - слабую пульсацию далекого багрового камушка. Увы, изображение оставалось смазанным, едва просматриваемым. Трудно попасть, когда видишь такую мишень!..

Он снова потянулся к верньеру настройки, и в эту секунду гамон его почувствовал.

Дьявол их знает, но каким-то образом эти твари все чаще и чаще обнаруживали способность выявлять охотников. Не спасала ни листва, ни высота деревьев. Тяжелая и мутная волна накрыла стрелка, заставив скорчиться от боли, обхватить руками шершавый ствол. Что особенно плохо, в последнее время среди амо участились смертельные исходы. Даже если охотник возвращался домой на своих двоих, никто не мог сказать с уверенностью, доживет ли он до утра. Обширный инфаркт, инсульт - бедолагу могло свалить что угодно. В лучшем случае у стрелков еще несколько дней разламывалась голова и покалывало сердце. Над темой экранирования бились лучшие из умов, однако особо обнадеживающих результатов пока не наблюдалось. Самые удачливые из стрелков частенько возвращались теперь ни с чем, многих отчаяние подталкивало на перевооружение - то, чего раньше откровенно стыдились. Добрый лук считался оружием честным и вполне достаточным. Пороха, лазеров и прочих технических новинок небесные стрелки чурались. Впрочем, времена менялись, менялось и отношение к оружию. В дополнение к традиционным лукам теперь позволялось брать скорострельные ганфайеры, лучеметы и многоствольники. Самое странное, что и эти совершенные машинки порой оказывались абсолютно бессильными. Каким-то шестым чувством гамоны начинали понимать, что в них целятся, и били в ответ телепатическими волнами.