Илья Некрасов - Machinamenta Dei

Когда я потянулся к посылке Прометея и начал разбирать ее, Эспер спросила:

– Вы подниметесь по лестнице наве…

«Наверное, да».

– Давно там не был… Конечно, Эспер.

Надо знать свой дом досконально.

Я захлопнул дверь и положил карты в карман плаща. Переодеться? Нет. Уже нет времени. Хватит того, что не забыл взять шляпу. Если хочешь успеть и пробежаться по лестнице, то надо шевелиться.

Я вернулся к ней и поспешил вверх.

И на этот раз увидел больше. В глаза бросился ломающийся узор старых кирпичных стен. Он проступал даже в местах, где сохранилась краска.

Через три этажа картина поменялась. Должно быть, я вышел на уровень надстройки. Кирпич исчез, и появился бетон – серые полы, стены, ступени. Затем они сменились металлическими – решетчатыми перекрытиями и конструкциями из профилированного железа. Ни разу не красившимися холодными листами, что были изрезаны чередующимися линиями теней.

В лицо ударил поток затхлого воздуха – прямо перед глазами возник вентилятор, скрытый за стальной сеткой в нише стены, лопасти которого вертелись то быстро, то медленно, в одну и в другую сторону… Наверное, он так выходил из строя.

Дальше. Под ногами все та же пыль, без каких-либо следов. Только сменила оттенок. Стала какой-то… металлической, что ли. Или просто света стало чуть больше. Где-то наверху сквозняк раскачивал лампу, висящую на шнуре. И от нее книзу, сквозь прорези в решетчатых ступеньках, проливались желто-белые лучи. Пятна света, похожие на квадраты и ромбы, выстроенные в ломаные и деформированные ряды, метались по окружающему пространству, как сумасшедшие.

Дальше. Вот и этаж с той лампой. Перед глазами возникла бледная маска…

Отражение моего лица в темном окне. Но через секунду отражение исчезло, и в стекле осталась только темнота. Спустя мгновение лицо вновь появилось. Затем все повторилось: кромешный мрак, лицо, будто висящее в темноте.

Сквозняк и лампа. Качающая лампа. Видимо, она заходила за какой-то угол, и лицо переставало отражаться. Когда же ее свет проникал сюда, оно вновь появлялось…

Я пошел дальше и добрался до ворот, открывавших путь на задний двор дома. Толкнул старую прогнившую дверь, и та даже не открылась, а с истошным скрипом вывалилась наружу.

Морщась и стараясь не глядеть по сторонам, я выбрался с заднего двора. Дальнейший путь преграждался забором, рамкой с натянутой в ней стальной сеткой. Ворот и замка не было, пришлось перемахнуть через забор, встав на гору мусора. Благо, преграда оказалась не слишком высокой.

Миновав еще один заваленный хламом двор, я очутился в переулке первого уровня, под настоящим небом. Вдали уже виднелись огни небоскребов, целые ряды окон и вывесок, светящиеся холодным неоном и будто повисшие в темноте. Я направился туда по влажной поблескивающей дороге.

Здесь уже не попадались обшарпанные стены и облупившаяся краска, бездомные или горы мусора. В этой части Чикаго признаков упадка практически не было. Либо ты просто никогда не замечал их, поскольку все внимание поглощали красивые разноцветные огни – даже те, что отражались в небольших лужах. Повсюду играл и переливался волшебный неон, просто восхитительный в такие осенние ночи.

По мере приближения к центру развлечений людей на улице прибавлялось. Как-то незаметно я оказался в толпе азиатов. Было похоже на то, что вокруг собрались все азиаты, имевшие допуск на верхний уровень. Повезло, так повезло. Везде мелькали их лица, выкрашенные по какому-то случаю в странный синюшный цвет, часто-часто выдыхавшие пар при разговоре на своем птичьем языке.

Все в полиэтиленовых плащах и странных головных уборах, похожих на перевернутые корзины. Под зонтиками со светящимися в темноте ручками, в которые были встроены карманные компьютеры.

Что ни говори, но люди практичные. Ведь они, как правило, уличные торговцы, практически жили под зонтами и шляпами-корзинами. Кое-кто в дыхательных масках – словно боящиеся подхватить неведомую американскую болезнь, о которой мы сами ничего не знаем.

Не то чтобы я такой уж расист, просто… их почти одинаковые синие маски-лица, неясный язык всегда отталкивали. Мне было непонятно их цепляние за архаичные традиции и нежелание говорить на английском. Кроме того, они почему-то всегда появлялись целыми толпами.

Слава богу, столкнулся с красивой женщиной-азиаткой, и она улыбнулась, скромно опустив голову. Мое мнение об окружающих тут же поменялось. Ксенофоб Рик с двадцатилетним стажем умолк, незнакомка понравилась даже ему. И мы пошли дальше. Показалось, что стало чуть теплее, а иероглифы над рестораном неподалеку (то ли японские, то ли китайские) – понятнее. Они начали органично переходить друг в друга, в латиницу и кириллицу, в переплетение цифр на многочисленных вывесках, взмывших к ночному небу.