Лестер Дель Рей - Атака из Атлантиды [сборник]

— Над шпионами, точно? — переспросил Джадсон, испытывая злость и тоску одновременно. Интересно, она правильно прочитала это слово, учитывая, что никак не говорит по-английски? — Нашла и использовала. Браво. Поэтому я тебе уже больше не понадобился, ведь так?

Джадсон поразился решению жрицы. Как бы она ни прочитала английское слово, но, приняв во внимание одежду, принадлежавшую храму, поступила вполне законно. В рамках правосудия. В рамках того протокола, который писан обычно бывает левой рукой, немножко коряво. И тогда писан, когда правая рука занята более важным делом, судит.

Слабо улыбнувшись, Кайа покачала головой.

— Я рада, что ты здесь, Эли. Я не подделываю документы. Давай поступим вот как. Возьми правосудие в свои руки и сам вынеси приговор. Ты правомочен и можешь сделать это.

Олл раит, так он и поступит. Джадсон уселся в огромное кресло. Будет судить. Перед ним лежали документы — разложенные по порядку и составленные на английском. Кайа подготовилась к судилищу основательно. Он растерялся. Хорошо сказано, судить. Если бы он тут жил подольше. Понимал вообще, что происходит. Имел какие-нибудь корни. Включил так называемый человеческий фактор. Появись у него хотя бы тень сомнения относительно этого человека… Как она появилась в отношение истинных мотивов действий верховной жрицы, которую, надменную притворщицу, он уже видел насквозь, а цель ее была очевидной сохранить свою власть.

Вдруг Эли остановил взгляд на лице пленника, и все раздражение куда-то исчезло. Внешность его не то, чтобы выразительна. Чрезмерно проста. Да, внешность — слишком проста для той миссии, которую он на себя возложил. Эти кроткие голубые глаза и пламя, не волосы знак того, что и впрямь он мог быть родом с Земли. У Эли у самого дед был из ирландцев, земное он видел, и от внеземного отличить мог всегда, такие вещи мимо него не проскакивали. Парень мог и не врать. Мог родиться от местного кенгуру и какой-нибудь ирландской туристки.

Оказаться в земных детишках, в подкидышах, сколько их по приютам… А потом — попасть по какой-нибудь правительственной программе на Лудх, остаться здесь, как другие. На носу даже виднелись веснушки. А взор спокойный. Нет, не поверхностный, а какой-то надмирный. Настолько спокойный, учитывая обстоятельства, что при мысли о нем — вдруг мороз ударил по коже. Джадсон вздохнул с неохотой. Нечего думать.

Ему было так хорошо здесь, столько приятных воспоминаний нахлынуло. Нет, этот суд дурацкий. И снова волненье, сердце колотится почему-то. Зачем ему это? Не по возрасту. Судья! Да какой он, к черту, судья? Не оставалось сомнений, что ничего больше не сделаешь. Один человек не может не считаться со всем миром. Не считаться с ним — глупость. Это когда-то пыталась сделать Мейа в отношении Земли. Все правильно, жрица. Чем быстрее с этим вопросом покончить, тем скорее возьмемся за действительно важное. Одним пророком больше, одним — меньше. Пусть будет так. Он согласился, но рука его вдруг онемела, когда взялась за принадлежность письма. Что-то было такое, неуловимое… Даже нет. Уловимое. И весьма.

Или внутреннее недовольство, или скрытый протест… Что-то мучило и тревожило Джадсона… Что-то играло рукой.

Собраться. Надо было собраться. Просто собраться и выразить солидарность с любым решением жрицы.

Кайа тут же отреагировала:

— Слушайте приговор. За святотатство в отношении храма Ое Атхон приговаривается к смерти. Срок исполнения — сегодняшний день. А сейчас уведите его.

Джадсон нахмурился. Как все просто.

Нет, не годится. Резюме могло быть и таким, конечно…

Но вот так сразу, без объяснений, без подходов…

Уж он, было, встал, чтобы вынести протест. Этот человек был, по сути дела, политический узник. Пришел сюда для ритуальных омовений, а не для того, чтобы как-то навредить храму. И, учитывая это, хорошо бы… н-да… хорошо бы как-нибудь… да… обойтись с ним, что ли, помягче…

Но протестовать было слишком поздно — пленник заговорил сам. У него оказался громкий, звучный голос, который заполнил весь зал.

— Мир осудил и мир осужден, — медленно произнес Атхон. Вот, собственно, и все, что он сказал.

Но нет, не все! Его глаза задержались на присутствующих, а рука вдруг поднялась в странном жесте. Поднялась от локтя прямо вверх, как и была, со слегка отведенным указательным пальцем. И с ладонью, прикрытой другими. Точно куда-то в небо показала. Нет, не на небо. Ему, куда-то в лицо. А куда, зачем? Потом пленник пожал плечами, и дал стражникам увести себя.