Роберт Сойер - Вычисление Бога

— В это время здесь никто не должен был находиться, — сказал мужчина с «ёжиком».

— Мы делали съёмку, — сказал я. — Хотели, чтобы в музее никого при этом не было.

Нашу группу и тех двоих сейчас разделяли, быть может, двадцать метров. В выставочном зале могли оставаться третий и, быть может, четвёртый злоумышленник, но пока я не видел признаков их присутствия.

— Что вы здесь делаете, позвольте спросить? — спросила Кристина.

— А ты кто такая? — спросил вооружённый преступник.

— Доктор Кристина Дорати. Я директор этого музея. Так что вы здесь делаете?

Мужчины переглянулись. Тот, который с «ёжиком», пожал плечами.

— Уничтожаем эти лживые окаменелости, — ответил он и посмотрел на инопланетян. — Вы, пришельцы, вы прилетели на Землю, но вы слушаете не тех людей. Эти учёные, — он практически выплюнул это слово, — они вам лгут, со всеми этими камнями и чем там ещё. Миру шесть тысяч лет, Господь создал его за шесть дней, и мы — его избранный народ.

— Боже, — сказал я, взывая к сущности, в которую они верили, а я нет. Я посмотрел на Кристину. — Креационисты!

Мужчина с пистолетом-пулемётом начал терять терпение.

— Довольно, — сказал он, наставляя дуло на Кристину. — Брось свой телефон.

Она сделала как ей сказали; мобильник с металлическим стуком ударился о мраморный пол и развалился на две части.

— Мы здесь, чтобы сделать своё дело, — сказал мужчина с оружием. — Сейчас вы все ляжете лицом вниз, а я его закончу. Кутер, присмотри за ними!

И он вернулся в галерею.

Второй вытянул из кармана куртки пистолет и нацелил на нас.

— Вы слышали, что он сказал, — велел он. — Лицом вниз!

Кристина легла на пол. Холлус и второй форхильнорец сели на корточки, сложив ноги таким образом, как мне ещё не доводилось видеть. При этом их сферические туловища опустились настолько, что коснулись пола. Двое вридов остались стоять — то ли в замешательстве, то ли физиологически неспособные лечь.

И я тоже не лёг. Я был в ужасе — о да. Сердце было готово выскочить из груди, на лбу выступила испарина. Но эти окаменелости, они же бесценны, чёрт бы их побрал — они едва ли не самые важные во всём мире! И именно я организовал их выставку, я сделал так, чтобы они оказались в одном месте.

Я шагнул вперёд.

— Прошу вас, — сказал я.

Из галереи донеслась новая очередь. У меня было чувство, будто пули разрывают меня на части; перед глазами стояли сланцы — останки Opabinia, Wiwaxia, Anomalocaris и Canadia , которые пролежали в земле 500 миллионов лет и теперь превращались в пыль.

— Не делайте этого, — взмолился я с болью в голосе. — Пожалуйста, остановитесь.

— Стой где стоишь, — велел мужчина с «ёжиком». — Просто стой где стоишь.

Я глубоко вдохнул; я не хотел умирать, но мне всё равно предстояло умереть, что бы я ни делал. Сегодня ли, или через несколько месяцев — моя участь была предрешена. Я сделал ещё один шаг:

— Если вы верите в Библию, тогда должны верить и в Десять заповедей. И одна из них, — произнёс я, понимая, что было бы убедительнее сказать, какая именно, — гласит: «Не убий».

Я приблизился к нему ещё на пару шагов.

— Ты, может, и правда хочешь уничтожить эти экспонаты, но я не верю, что ты убьёшь меня, — добавил я.

— Можешь не сомневаться, — ответил он.

Новые очереди в зале, перемежающиеся звоном бьющегося стекла и разбивающихся камней. Моя грудь была готова взорваться.

— Нет, — сказал я. — Ты не убьёшь. Бог тебя за это не простит.

Он качнул пистолет в мою сторону; сейчас нас разделяли, быть может, пятнадцать метров.

— Я уже убивал, — сказал он. Это прозвучало как признание, в его голосе мне послышалась искренняя мука. — Эта клиника, тот доктор…

Новые выстрелы, отдающиеся эхом и вибрациями.

«Господи, — подумал я. — Так вот кто взорвал абортарий…»

Я глубоко вздохнул.

— То был несчастный случай, — сказал я наугад. — Ты не можешь хладнокровно меня пристрелить.

— Пристрелю, — произнёс тот, которого второй назвал Кутером. — Давай, помоги мне — и я тебя пристрелю. А сейчас — живо назад!

Эх, если бы только Холлус не была здесь во плоти! Будь она голографической проекцией, она бы могла взаимодействовать с твёрдыми предметами, не опасаясь, что её ранят. Но сейчас она была такой настоящей, такой уязвимой — как и остальные.

Внезапно я осознал, что слышу негромкий вой сирен. Они приближались, но здесь, в музее, оставались едва различимы. Должно быть, Кутер тоже их услышал. Он повернулся к двери и крикнул напарнику: