Выглядит эта процедура примерно так: надеваем мы раз в две недели всем личным составом свои противогазы и поочередно заходим в брезентовую душегубку, а прапорщик-химик затыкает все щели и начинает разливать по полу имитатор отравляющего вещества — хлорпикрин называется. Этот самый имитатор мгновенно испаряется и создает внутри такую атмосферу, что глаза на лоб вылезают. Одним словом, стоишь, дышишь. Если повезло, и в твоем резиновом хоботе нету трещин, и в очках оба стекла целые, минут пять живым протянешь. А химик, паскуда в новеньком противогазе, пакость свою нервно-паралитическую из бадьи знай себе расплескивает да еще прикалывается: то прыгать заставит, то отжиматься, то приседать на одной ноге. Протестовать никак нельзя — это называется «тренаж в условиях, приближенных к боевым», уставом положено. А то еще подаст, тварь, команду «большой разрыв шлем-маски». Это значит, нужно затаить дыхание, зажмурить глаза, коробку противогазную на ощупь открутить, шлем-маску снять и дышать ртом через дырочку в коробке. Способ еще тот, скажу я вам. Гарантирует стопроцентное попадание на небеса. В общем, кто сразу из адской палатки не выскакивает как ошпаренный, тот делает это чуть позже — задыхаясь, кашляя, в соплях, со струящимися ручьем слезами, глазами навыкате и желтой пеной на губах. Химику только того и надо, гниде. Мы-то в течение нескольких минут отходим, конечно, летальных исходов пока не случалось, но все равно удовольствие каждый раз ниже среднего.
Ну так вот. Как я уже сказал, стояла обычно в палатке этакая пластиковая бадья, герметично закрывающаяся посудина из-под хлорпикрина, размерами чуть поуже и раза в полтора пониже стандартной железной бочки. Именно о ней Добрица и вспомнил. По инструкции стоять там эта посудина не имеет никакого права, но такая уж у нас развеселая страна. Частенько бывает: поручит прапорщик своему помощнику, ефрейтору Мише Тыквину, закупорить бочку с остатками ОВ-имитатора и отнести ее на склад, а тот пойдет в клуб смотреть кино или подастся в город к бабам и про все на свете позабудет. В результате торчит злосчастный химикат в палатке неделю и больше, разлагается потихоньку на составляющие, дембеля его таскают консервными банками ради прикола — то в туалете разольют, полдня никто зайти не может, то в бане, то в столовой, с аналогичными результатами. Потом уже спохватится ефрейтор Миша Тыквин за пару дней до очередной проверки, сольет выдохшийся хлорпикрин в какую-нибудь канаву, землей притопчет, тару на складе тряпьем закидает, и все довольны. А прапорщику до лампочки, он уже списал в отчетности эту бочку как полностью использованную по назначению — благо фонды не контролируются никем, кроме капитана химзащиты, с которым вышеупомянутый прапорщик выпивает каждую субботу три бутылки водки. Ловкость рук, понимаешь, и никакого мошенства. Стоит ли вообще удивляться, если у нас из опечатанных боксов танки бесследно исчезают, а годы спустя все в полных непонятках руками разводят: куда ж техника-то подевалась и куда наряд по парку смотрел?.. А вот туда и смотрел.
Итак, отправились мы с корешком моим покойным в химгородок. Вообще-то эта отравленная территория обнесена сеточным ограждением со спиралью Бруно поверху, и ворота запираются на замок, но дырок в заборе видимо-невидимо: лазают всякие, кому невмоготу до туалета добежать... Отворачиваем у палатки полог — посудина на месте. Первая хорошая новость за сегодняшний день. Добрица откинул крышку, и мы отшатнулись, зажимая рты ладонями: в бочке оказалось на треть мутной гадости с едким хлорным запахом. Этакий дембельский привет от ефрейтора Миши Тыквина. По глазам резануло, словно бритвой, и я торопливо крышку захлопнул. Тут взяло меня сомнение: все-таки ядовитые вещества, мать их через колено. Отравится, не дай бог, Педаль ненароком, туда ему и дорога, а ведь на нас спишут. Наплевать, говорит Добрица. Чего он в ней, капусту солить будет? Наверняка козлу под известь скрыня понадобилась или под цемент ворованный, до дому довезти, а там он ее и выкинет к чертовой бабушке. Выкинет, уныло соглашаюсь я. Я соглашаюсь, потому что ничего другого в ближайшие пятнадцать минут мы все равно не найдем, а получать по башке после пятнадцатикилометрового марш-броска мне совсем не хочется.
Получать по башке мне не хочется особенно потому, что нельзя мне этого. Я и так стукнутый. С мопеда фигакнулся аккурат за год до армии. Сотрясение и гематома мозга, многочисленные поражения мозговой ткани, то-се. Как фигакнулся, так весь год в ушах шум стоял непрекращающийся, в глазах жирные черные мухи плясали, везде запах тухлых яиц чудился. Комиссовать должны были вчистую. А я, когда залечили мне более или менее башку, поперся сдуру на медкомиссию в военкомат за белым билетом, а там недобор массовый. Нормально, говорят, ограниченно годен. Постарайся только больше по башке не получать. И заломили руки за спину.
Читать дальше