Джефф Нун - Брошенные машины

– Да, – очень тихо сказал Павлин. – Господи. Как же мне надоел этот мир.

– Что тебе надоело? – Это место. Пойдемте.

Мы поднялись на набережную. Шофера там не было. Красного лимузина – тоже. Город потихонечку засыпал или уже спал. Не спала только луна в темном небе. Она наблюдала за нами сквозь тонкую пелену облаков. Значит, мы уезжаем. Но куда мы поедем, вот в чем вопрос. Куда мы поедем отсюда…

– Как же холодно, господи, – сказал Павлин.

Мы уже дошли до переулка, где был вход в подземную стоянку. Но Павлин неожиданно встал на углу, как будто ему не хотелось туда идти.

– Что такое? – спросила Тапело.

– Я не могу…

– Да что с тобой?

– Ничего. Просто мне нужно…

Он запустил руку под куртку. Застонал, пошатнулся, привалился спиной к стене. Мы стояли у входа в маленький букинистический магазинчик. Сейчас магазин был закрыт, свет внутри не горел. Павлин стоял, привалившись к стене рядом с дверью, и прижимал обе руки к животу.

– Холодно… так холодно.

Я уже это видела. Раньше. Красная кирпичная стена, эти отметины на стене. Лицо Павлина, искаженное болью, которую он больше не мог скрывать. Сквозь пальцы, прижатые к животу, сочилась кровь. Он опять пошатнулся, замер на миг неподвижно и тяжело осел на землю, скользя спиной по стене.

– Эй, ты чего?

Хендерсон подбежала к нему. Упала на колени, резким рывком распахнула куртку. И там была рана. Темно-красное пятно. Тапело тихо всхлипнула. Как такое могло случиться? Почему? Блядь. Почему?

– Он не дышит.

– Что?

– Пожалуйста. Сделайте что-нибудь.

Хендерсон приложила ухо к груди Павлина. Замерла, прислушиваясь.

– Я ничего не слышу.

– Блин…

– Он же… – Тапело подошла ко мне, встала рядом. – Он же не умер, правда? – Ее голос звучал так тихо, так тихо.

– Подгони машину.

Хендерсон стояла на коленях над телом Павлина. Прикасалась к нему, просто касалась руками и все; что-то шептала ему. Называла его по имени. У него было имя.

– Джон? Джонни…

– Он точно не дышит? – спросила я. – Точно?

– Сейчас, у меня тут…

– Тапело, подгони машину.

– Вот, попробуй.

Девочка достала из сумки складное зеркальце.

Складное зеркальце, такая дурацкая вещь. Плоская коробочка из зеленой пластмассы с потертым логотипом косметической фирмы. И там внутри – зеркало, все испещренное черными точками. Оно маленькое, очень маленькое. Лицо не поместится в нем целиком. Больное зеркало. Его можно приставить к губам человека, лежащего на земле, подержать пару секунд, а потом посмотреть, посмотреть очень внимательно; и там будет туманное пятнышко, призрачная тень дыхания, единственный истинный признак жизни, единственное подтверждение жизни.

Едем, мы снова едем. Медленно катимся сквозь темноту, и дождь липнет к стеклам, и ветер давит на лобовое стекло, как будто хочет нас остановить. Я уже не понимаю, где мы. Отрезок шоссе, протянувшийся вдаль. Без единого фонаря. Просто дорога. Любая. Одна из многих. И все дороги – пустынны, все безутешны. Я то засыпаю, то вновь просыпаюсь.

Засыпаю и вновь просыпаюсь, свернувшись на заднем сиденье. Засыпаю и просыпаюсь. Капли дождя бьются о целлофан. И каждый раз у меня перед глазами встает все та же картина, в разъеме между явью и сном. Лицо ребенка, покрытое словами. В черных струйках чернил. Оно шевелится под острием моего пера. Ему еще лишь предстоит обрести форму.

Иногда мы проезжаем мимо домов. Огни, мерцающие вдалеке, – как обещание. Огни вблизи – как исполненное обещание. Но с тем же успехом мы могли бы и затеряться в каком-то другом, параллельном мире. Все такое чужое, нездешнее. Один раз мы видели, как горит дом. Словно дух пламени танцевал на холме.

Тапело включила радио. Передавали какую-то музыку. Что-то очень торжественное, со сложным мелодическим узором. Наверное, Баха. Музыка звучала странно: как будто мелодию ломали на ноты и составляли из них новые темы. Задумка, быть может, была неплохая, но воплощение подкачало. Внезапные изменения настроения и тональности резали слух. Периодически в музыку пробивался мужской голос. Он говорил о любви.

Тапело справлялась отлично. И рулила она просто мастерски – если учесть, в каком состоянии была машина. Пару раз нас заносило вбок, или машина вдруг замедляла ход, словно спотыкалась, а потом вновь набирала скорость – безо всякого участия со стороны Тапело.

– Она скоро ноги протянет, машина, – сказала Тапело. – То есть колеса. Она скоро протянет колеса.