Джефф Нун - Брошенные машины

Хотелось спать. Хотелось «пересидеть» этот кошмарный день, чтобы он поскорее закончился. А потом мне пришла одна мысль. Может быть, просто уйти? Бросить все и уйти, слиться с этой счастливой толпой, обожраться дешевым «Просветом». Может быть, мне полегчает. Воспоминания сами собой отомрут. И я потеряю себя – навсегда.

– Она там красилась.

Я подняла голову. Я даже не слышала, как подошла Хендерсон. Она держала в руке чемоданчик.

– Кто?

– Какая-то женщина, в туалете.

Хендерсон переодела брюки. Расчесала свои длинные светлые волосы и подвязала их шарфом. Ее лицо так и сияло. Я не знаю, как она выглядела до болезни, но она и сейчас была очень красивая. Я всегда считала ее красивой, с самой первой нашей встречи – тогда, в темноте, в городском саду. Она увидела, как я роюсь в земле, и сказала, еще ничего не зная о том, что я там искала, вообще ничего не зная: «Если ты собираешься похоронить себя заживо, то закапывайся помедленнее. Так прикольней». Это были первые слова, которые я от нее услышала. И то, как она их сказала, и как она на меня посмотрела, как подошла ко мне и протянула мне руку… да, она была очень красивая, очень. Это была удивительная красота. Необычная, странная.

– Она красила губы, Марлин. Красила губы помадой. И пудрилась. Ты меня слышишь?

– Что? Перед зеркалом? Хендерсон села рядом со мной.

– У них там висят зеркала, Марлин. У них в туалете висят зеркала, с подсветкой, и эта женщина, она красилась перед зеркалом, совершенно спокойно. Она любовалась собой и напевала себе под нос какую-то глупую песенку, а потом повернулась ко мне.

– И что она тебе сказала?

– Ничего. Улыбнулась, и все. Но ты меня знаешь. Меня это бесит. Меня бесит, когда кто-то мне улыбается без причины. Потому что это неестественно. Это не по-человечески. И самое главное, это противно. Вот ее сумка.

Хендерсон вручила мне дамскую сумочку из какого-то блестящего голубого материала.

– Ты украла ее сумку?

– Она мне сама ее отдала.

Сумка была буквально набита капсулами в небесно-голубой оболочке с белой голубкой на каждой. Много. Даже слишком много. Я зачерпнула целую горсть, подержала в руке, высыпала их обратно в сумку.

– Блин. Это то, что я думаю?

– А ты попробуй.

Хендерсон открыла одну капсулу, просто раздвинула две половинки и высыпала содержимое мне на ладонь. Порошок. Я послюнявила палец, взяла чуть-чуть, на самый кончик. Облизала палец. Сладко. Как карамель.

– Фальсификат, – сказала Хендерсон. – Хотя какая-то капля хорошей вытяжки там есть. Но только капля.

– Где они это берут, интересно?

– Синтезируют. Это же чистая химия.

– Я имею в виду настоящую вытяжку.

– А кого это ебет?

– Да, наверное.

Хендерсон перевернула сумку, и все, что в ней было, высыпалось на траву.

– Это действительно наше будущее, Марлин? Правда? Сплошные приходы, круглосуточно и ежедневно, без выходных? И все ходят обдолбанные и счастливые?

Среди голубых капсул была и косметика. Я взяла тюбик помады.

– Что, хочешь накраситься?

– Может, попозже.

– Ага, попозже. – Хендерсон положила в рот капсулу. Хорошую капсулу, из наших запасов. – Пусть нам будет хорошо.

– Ты на меня не злишься, Бев?

– Давай, – она отпила воды, – твоя очередь.

– Ты на меня не злишься?

– Марлин, бля, я тебя ненавижу.

– Да.

– Но я без тебя пропаду.

– В смысле?

– В прямом. Марлин, когда мы с тобой познакомились… слушай меня… слушай… я не знаю, как это правильно объяснить, но мы с Павлином… мы просто болтались без цели и не знали, куда податься, понимаешь?

– Да, понимаю.

– А теперь, когда мы с тобой ищем эти зеркала… у нас появилась какая-то цель. Да, именно так. Теперь понимаешь?

– Я все понимаю. Беверли…

– Что?

– Нет, ничего. Я просто… ладно. Забей.

– Ты хочешь остаться здесь, да?

Я посмотрела на нашу машину. Механик уже растянул кусок целлофана над разбитым окном и теперь закреплял его черным широким скотчем.

– Марлин. Мы уже близко.

– Я знаю.

– Все очень просто. Мы найдем этого Джейми, который актер. Да? И узнаем у него имя торговца. Еще один осколок, и все.

– Но их больше. Кингсли хочет больше. Он хочет все.

– А не пошел бы он на хуй. Один осколок – и хватит.

– Да, я тоже об этом подумывала.

– Ну вот.

– Еще один, последний…

– Ага. А потом мы вернемся к Кингсли. Отдадим то, что есть. Получим денежки за работу. И все, мы свободны.

Я закрыла глаза.

– А что делать? – сказала Хендерсон. – Нам нужны деньги.