Джефф Нун - Брошенные машины

Единственный указатель на этой дороге был густо замазан все той же небесно-голубой краской, но там был рисунок – белая голубка – и надпись.

– Народная республика отдыха и развлечений, – прочитала Тапело. – И что это значит?

– Ну, надо думать, тут все отдыхают и всячески развлекаются, – сказал Павлин.

– Но здесь, наверное, есть мастерская, где нам починят машину. Слышишь, Бев?

– Ты ее лучше не трогай.

Хендерсон сидела, сгорбившись и сцепив руки в замок. Она смотрела в окно, отвернувшись от всех, и мне было неловко смотреть на нее, и еще почему-то мне было стыдно, и во рту ощущался неприятный привкус.

– Хотите, останемся здесь до завтра.

– Нет, Марлин, – сказал Павлин. – Только не здесь. – Я хочу отдохнуть.

– Починим машину и сразу поедем дальше.

– Марлин надо принять лекарство, – сказала Тапело.

– Нам всем надо принять лекарство, – сказал Павлин. – Господи, ну и денек.

Тапело притормозила.

– Что тут еще?

Дорогу перегораживал низкий шлагбаум, рядом с которым стоял молодой человек в синем комбинезоне. Тапело остановила машину, и Павлин заговорил с молодым человеком через открытое окно.

– Привет.

– Привет. Меня зовут Пол. Как у вас, все хорошо?

– Вполне.

– А что с вашей машиной?

– Плохо ей, Пол. Очень плохо.

Молодой человек не ответил. То есть ответил, но явно не в тему. Глядя на нас ясным взглядом, он произнес бодрым голосом, очень культурно и вежливо:

– У вас есть, что декларировать?

– Ни хрена у нас нет.

Молодой человек моргнул и записал что-то на бланке, прикрепленном к дощечке, которую держал в руках.

– Позвольте напомнить вам, – сказал он, – что у нас тут развлекательный комплекс для отдыха. У нас разрешаются только самые высокопробные развлечения.

– Да без проблем, – сказал Павлин. – И сколько?

– Прошу прощения?

– Сколько вся эта радость стоит?

– Вам развлечение на всю ночь или разовое, краткосрочное?

– Нам краткосрочное. Молодой человек назвал цену.

– Что? – сказала Тапело. – Тут надо платить, чтобы проехать?

– Все нормально, – сказал Павлин.

Он пошарил по полу у себя под сиденьем и достал шоколадный батончик.

– Вот, Пол, держи. Я думаю, этого хватит. Молодой человек на секунду нахмурился. Посмотрел на батончик в яркой обертке, потом – на Павлина. Потом – опять на батончик. И его лицо вновь озарилось улыбкой. – Да, сэр, большое спасибо. Надеюсь, вам тут понравится.

– Я даже не сомневаюсь, – сказал Павлин.

– Что с ним такое? – спросила Тапело шепотом.

– Перегрузился «Просветом». Вот так оно все и бывает. Шлагбаум поднялся, и мы поехали дальше.

Мы медленно ехали по огромной, переполненной автостоянке, разбитой вокруг главного корпуса. Флаги народной республики отдыха и развлечений были повсюду. На столбах, на растянутых над стоянкой канатах. Белая голубка на голубом фоне. Та же эмблема присутствовала и на холщовых навесах, защищавших машины от солнца.

Между рядами машин располагались ларьки и киоски, где продавали еду и всякую мелочевку. Люди бродили по торговым рядам или сидели на раскладных стульях: читали и разговаривали друг с другом. Среди киосков носились дети. Тут же бродили собаки. Двое мужчин средних лет, похоже, затеяли драку, но никто не обращал на них внимания. Это была вялая драка, ленивая и беззлобная.

Где-то играла музыка. Несколько человек танцевали прямо среди толпы, прижимая к себе партнеров. Были там и такие, кто танцевал в одиночестве: сам по себе или с воображаемым партнером.

– Что-то я не понимаю, – сказала Тапело. – Кто эти люди? Что они здесь делают?

– Они здесь живут, – сказал Павлин. – В вечном пере-дозняке.

Что-то ударилось в бок машины, в дверцу с моей стороны. Маленький мальчик прижался лицом к стеклу. А потом Хендерсон тихо вскрикнула. Еще один мальчик, с ее стороны. Точно такой же, как первый. Одно лицо. Одно лицо, повторенное дважды. Два одинаковых мальчика. Близнецы. И куда ни глянь – та же улыбка, то же безмятежное выражение, тот же застывший взгляд, что и у парня на въезде, – и у этих мальчишек, и у всех остальных.

– Сомнамбулы, – сказал Павлин. – Дешевый порошок. Холодный транс; передозировка плохим «Просветом».

Восприятие обостряется настолько, что сознание «улетает» в другую реальность, не то чтобы оторванную от мира, но так или иначе обособленную.

Мы доехали до заправки, где была мастерская, и улыбающийся механик назвал нам цену за проверку, ремонт и бензин.