Джефф Нун - Брошенные машины

– Господи Боже, – сказала Тапело. – И мне оно надо?

– Я не знаю. Тебе оно надо?

Дорога шла по равнине, плоской, пустынной и бесконечной. Мы проехали радиотелескоп, огромный купол которого был перевернут, чтобы вобрать в себя небо. Над ним колыхалось облако шума. А еще через несколько миль мы увидели что-то похожее на мираж.

– Что это? – спросил Павлин.

Синее переливчатое свечение над дорогой, жидкие волны воздуха, поднимавшегося от гудронированного шоссе. Перед нами была другая машина. Она проехала сквозь синее марево, которое как будто окутало автомобиль, а потом и мы сами въехали в этот странный мираж. Стало заметно теплее, и мы словно сбавили скорость, хотя на самом деле мы ее не сбавляли. Я слышала разные звуки: голоса, шелест дыхания – тихо-тихо, едва различимо. Хендерсон повернулась ко мне. Я не узнала ее лицо. Это было лицо незнакомки. Исчезло всякое ощущение движения. Как будто мы приподнялись над землей и зависли в воздухе, в зыбком дрожащем пространстве, а потом мы вдруг выехали наружу, уже с той стороны, и поехали дальше, опять на нормальной скорости, и после жаркого марева нам было даже прохладно, и лицо Хендерсон снова стало ее лицом.

– Что это было? – спросил Павлин. Тапело покачала головой:

– Не знаю.

– А куда делась эта, другая машина?

Дорога впереди – абсолютно прямая, без единого поворота. Но машины, которая ехала впереди, почему-то не видно.

– Блин, как-то здесь странно, – сказал Павлин. – Не нравится мне все это.

Мы поехали дальше. Я поняла, что не могу больше писать. После этого непонятного миража мне стало как-то нехорошо. Меня подташнивало. Слова кружились на бумаге.

– Ой, бля, – сказала Хендерсон. – Так ты?..

– Что там? – спросил Павлин.

– Господи.

– Что там?

– Зеркало.

– Эй, это мое, – сказала Тапело. – И не ройся, пожалуйста, у меня в сумке.

– Господи Боже, – сказала Хендерсон. – Я едва в него не посмотрелась.

– Положи мои вещи на место.

– А это что у тебя? Часы. Ну ни хрена себе.

– Я тебя предупреждаю.

– И сколько время? – спросил Павлин.

– А как я тебе посмотрю, сколько время?! Марлин… Хендерсон передала мне часы. Ее пальцы были как смазанное пятно, троящийся образ, наложение картинок.

– А это чего за книга? – сказала Хендерсон.

– Просто книга, – сказала Тапело. – Какие проблемы? Хендерсон нашла сумку Тапело на полу. Сперва она достала оттуда зеркало, потом – часы. А теперь – книгу. Ту самую, которую Тапело читала сегодня утром. Рассказы По. Хендерсон пролистала страницы.

– Не понимаю, зачем это надо. Книжки читать, все такое.

– А ты попробуй, а вдруг понравится.

– Осторожнее. Машина, – сказал Павлин.

Машина была впереди. Она ехала очень медленно. Маленький голубой автомобиль. Первый, который нам встретился после того миража. Вокруг творилось столько всего непонятного. Павлин прав, надо быть осторожнее. Тапело обогнала голубую машину, объехав ее по широкой дуге. Я попыталась рассмотреть водителя.

– Похоже, он в трансе, – сказала Хендерсон.

Руки водителя судорожно сжимали руль, а его голова медленно раскачивалась из стороны в сторону. Он повернулся и посмотрел в нашу сторону. Абсолютно пустое лицо, без всякого выражения.

– Вот, блин, дожили, – сказала Павлин. – Вообще-то такое следует запретить.

Обогнав голубую машину, мы поехали дальше.

– И все-таки что это было? – сказал Павлин.

– Жуть какая, – сказала Хендерсон. – Ну, эта книга. Нет, действительно жуткие вещи тут пишут.

– А что за книга? – спросил Павлин.

– Сердце-обличитель.

– Это такое название?

– Ага.

– Это что, про любовь? Как в любовном романе?

– Нет, это не про любовь.

– Знаешь, Бев, про любовь нет хороших историй. Есть только одна, которая про нас с тобой. Ты слушай меня. Я – твой любовный роман.

– Никакого повода у меня не было, – сказала Хендерсон. – И бешенства я не испытывал. Я любил этого старика. Он ни разу не причинил мне зла. Ни разу меня не обидел.

– Ты о чем? – спросил Павлин. – Я читаю из книжки.

– А-а.

– Его золото меня не прельщало.

– А меня бы прельстило, – сказал Павлин.

– Его золото меня не прельщало. Пожалуй, виной всему был его глаз! Да, именно! Один глаз у него был как у хищной птицы – голубоватый, подернутый пленкой. Стоило ему поглядеть на меня, и у меня кровь стыла в жилах.

Хендерсон читала, и волосы лезли ей в глаза. У нее длинные волосы, только теперь они грязные и свалявшиеся, а когда она двигает головой, они шевелятся, как живые. Волосы закрывали ее лицо, и я не видела, куда она смотрит. Но у меня было стойкое ощущение, что смотрит она на меня.