Андрей Кокоулин - Прынцик

И занять не у кого.

Соседи по лестничной площадке, оставив ей ключи, уехали в отпуск. Жутко интересная, кстати, пара. Обоим по шестьдесят. Он — низенький, худой, словно засушенный, с острым комичным профилем, желтоватыми совиными глазами, какой-то весь неуверенный, поджавшийся и боязливый. И она — на голову его выше, крупная, грудастая, с большими руками, с красноватым, словно обветренным лицом, зычным голосом, энергичная, кипящая вся, бой-баба, баба-танк. И ведь живут душа в душу как-то, ни ссор, ни скандалов.

Принц-принцесса.

Галка была у них три или четыре раза. Все по каким-то праздничным событиям — тридцать два года свадьбе, три годика внуку…

Сын их подвизался управленцем в какой-то нефтегазовой структуре, родителей не забывал, Галку все время угощали какими-то разносолами, помнится, она пробовала даже трюфель, отварной, политый сметанным соусом ком, удивляясь про себя — гриб как гриб, ничего особенного.

— Худая ты, Галинка, как смерть просто, — говорила Тамара Леонидовна, и все подкладывала на ее тарелку — то картошки, то салатику, то мяска.

А Никита Петрович взмахивал на жену руками, пугаясь:

— Что ты, о смерти, что ты!

— Ну, Ни-ика… — тянула Тамара Леонидовна, и они смотрели друг на друга так, что Галка ощущала себя лишней. Любви в глазах было…

И вот — уехали.

Тамара Леонидовна, поймав вчера Галку в дверях, утянула ее к себе, усадила за стол и призналась:

— Галочка, мы едем в Германию. На три недели. Там у меня хорошая знакомая, грех не воспользоваться приглашением. И вообще — Ника всегда хотел заграницу.

Галка почувствовала ее смущение, но так и не смогла определить, из-за чего. Тонкая-тонкая струйка вины.

— Галочка, ты бы присмотрела за Никиными фиалками. Сам он стесняется попросить. Их полить — и все. Пальцем попробуешь, подсохла земля или нет — и чуть-чуть польешь… Денежку я тебе оставлю…

— Не надо! — отчаянно замотала головой Галка. Она почему-то панически боялась таких денег. Легких, пустячных, словно с неба падающих.

— Ну что вы! А еще может приехать мой племянник, двоюродный. Александр. Вы уж тогда, Галочка, ключики ему передайте.

И Тамара Леонидовна вложила Галке в ладонь комплект на колечке — тонкий цилиндрический ключ от нижнего замка, и простой, плоский — от верхнего…

Галка вздохнула. Может, зря от денег отказалась?

Подошедший автобус окатил водой поребрик, остановился; натужно зашипели двери. Семнадцатый. А нужен третий.

Люди торопливо забирались в салон. Капли барабанили по головам, плечам, спинам. Кто-то елозил джинсовым задом, проталкивая вперед застрявших.

— Еще чуть-чуть! Что вы там? Поплотней!

Галка поежилась, в скромной компании оставшихся наблюдая, как автобус тяжело отчаливает, как он, покачиваясь, светит мутным желтым светом из окон, как пропадает за завесой дождя, мигнув огоньками габаритов.

Что ж, ждем третьего.

В вышине посверкивало, погромыхивало. Подумать только, еще час назад и не мыслилось ни о какой грозе. Ах, какое было солнце! Манило! Сверкало! И ушло.

Все тлен и суета сует, так кажется?

Галка поплотней запахнулась в плащик. Пора уже теплей одеваться. Или не пора? Середина сентября все-таки. До зимы — ого-го еще сколько…

Допотопный "Икарус", фыркнув, затормозил чуть в стороне, зашипел створками. Ура, третий!

В тесной группке будущих пассажиров Галка юркнула внутрь. Шелест, скрип прорезиненной ткани, клацанье зонтов. Свободное место.

— Билетики! Покупаем билетики!

По стеклу бежали ручейки, город размывался, кривлялся, куда-то плыл. А ну как всю Комсомолку смоет? Выходишь из автобуса на своей — и никого.

— Билетики.

Женщина-кондуктор встала перед Галкой, протянула руку. На животе у нее висела сумка, из которой, словно змеиные языки, свешивались розовые билетные ленты.

Так, а где у нас мелочь?

Галка повернулась на сиденьи одним боком, затем другим. В узких карманах — телефон, ключи и носовой платок. Странно.

Видимо, что-то сделалось у нее с лицом, потому что кондуктор прищурилась, раздула ноздри и прошла дальше.

— Билетики, билетики! Очень хорошо. Очень.

Звенели монеты, шуршали купюры.

Ой-ей! Галка торопливо расстегнула плащик. Сосед, мальчишка лет десяти, закосил глазом в костюмный вырез. Ах, не до него!

В нагрудном кармашке нашелся проездной на метро. Ага, еще бумажка с телефоном. Непонятно чьим. Лихорадочный обыск по второму и третьему разу дал лишь пуговицу, нащупанную в подкладке. Приехали. То есть, в буквальном смысле.