Касс Морган - Сотня

Глэсс с улыбкой отстранилась.

— Разве это не пустая трата кислорода?

— Как раз наоборот. - прошептал Люк, привлекая ее обратно. - Мы сохраняем его. - он снова нашел ее губы, и она раскрыла свои, поскольку поцелуй углубился.

Глэсс провела ладонью вверх по его руке, улыбаясь, когда он вздрогнул. Не отрываясь, она начала расстегивать рубашку, отмечая, что его необычайно быстрое сердцебиение стало ответом на ее прикосновения. Ее губы двигались по его щекам, затем шли вниз к его шее. Она остановилась на груди. На его ребрах были выбиты номера. Две даты, которые скрутили живот Глэсс.

— Что-то не так? - спросил Люк, садясь.

Она опустила палец к татуировке, потом отдернула, боясь прикоснуться к чернилам.

— Что это?

— Ох. - Люк нахмурился и опустил взгляд. - Я думал, что я сказал тебе. Я хотел отдать дань памяти Картеру. - его голос стал далеким. - Это дата его рождения и день, когда его казнили.

Глэсс с трудом удалось подавить дрожь, когда она посмотрела на вторую дату. Глэсс не нужна была татуировка, чтобы напомнить себе о дне смерти Картера. Дата была выжжена так четко у нее в голове, как на коже Люка.

Глэсс застонала, когда поднесла колени к груди. Простыни на ее кровати были влажными от пота и скомканы. Она была настолько в отчаяние, что не могла пить, но оставались еще часы до того, как ей принесут поднос с ужином и ее вечернюю норму воды. Она с тоской вспоминала о тех годах, которые она провела в блаженном неведении, думая, что вода была нормирована и в других местах в Колонии.

Послышался тихий сигнал, сопровождающийся шагами. Глэсс вздрогнула, поднимая голову с подушки, и увидела силуэт в двери. Это был не охранник. Это был Канцлер.

Глэсс села и откинула прядь влажных волос от лица. Она приготовилась к вспышке ярости, когда встретилась взглядом с человеком, который распорядился о ее аресте, но сквозь дымку боли и истощения, она не видела главу Совета. Все, что она видела, было обеспокоенное лицо отца своего лучшего друга.

— Здравствуй, Глэсс. - он указал на другую сторону кровати. — Можно?

Она слабо кивнула.

Канцлер вздохнул, садясь.

— Мне жаль, что так случилось. - он выглядел даже более изможденным, чем она когда-либо видела, даже хуже, чем когда его жена умирала. - Я никогда не хотел сделать тебе больно.

Недолго думая, Глэсс поднесла руку к своему животу.

— Вы навредили не мне.

Канцлер на мгновение закрыл глаза, потирая виски. Он никогда не показывал разочарование или усталость на публике, но Глэсс узнала выражение из тех немногих случаев, когда она видела, как он работает в своем кабинете дома.

— Я надеюсь, ты понимаешь, что у меня не было выбора. - его голос стал твердым. - Я дал клятву отстаивать законы этой Колонии. Я не могу позволить себе роскошь закрывать глаза на преступление только потому, что преступница - лучшая подруга моего сына.

— Я понимаю, что вам нужно верить в это. - сказала неискренне Глэсс.

Его лицо ожесточало.

— Ты готова сказать мне имя отца?

— Зачем мне это? Чтобы вы заперли его тут вместе со мной?

— Потому что таков закон. - Канцлер поднялся на ноги и приблизился к ней на несколько шагов. - Потому что это не справедливо, что отец не будет наказан в равной степени. И потому, что это не займет много времени моим следователям исследовать сканера сетчатки и выяснить, где ты проводишь свободное время. Мы собираемся найти его в любом случае. Но если ты поможешь нам, у тебя будет гораздо больше шансов на помилование при повторном рассмотрении.

Их глаза встретились, и Глэсс отвернулась, морщась, поскольку представила, как Люка тащат посреди ночи, ужас на его лице, когда он просит охранников объяснить ему, что происходит. Расскажут ли они ему правду, позволяя боли поселиться в нем, прежде чем введут иглу в его грудь? Или он умрет, веря в то, что стал жертвой страшной ошибки?

Она не могла позволить случиться этому.

Но Канцлер был прав. Совет не остановится, пока не найдет человека, принадлежащего к ее преступлению. В конце концов, один из охранников отследит перемещение Глэсс по Уолдену к этажу Люка...может, даже к его квартире.

Она медленно повернулась к Канцлеру, зная, что ей придется сделать. Когда она наконец-то заговорила, ее голос был таким же холодным, как будто она объявляла смертельный приговор.

— Отцом был Картер Джейс.

Вдруг послышался громкий скрип в прихожей. Она села, напрягая слух в темноте. Она чувствовала, как зарождается комок паники в ее груди. Это звучало так, как будто корабль стонал.