Он хотел ответить мне что-то, но смех мешал ему говорить. В этот момент к нам подошла Милена и до крайности обиделась на Транквилла, который смеётся, когда из её глаз льются слёзы. - Вот именно,- поддержал её я.- Он ещё может шутить! О времена, о нравы! Когда возмущённая до глубины души Милена удалилась, я попросил Транквилла оказывать мне, когда это понадобится, помощь, что он и обещал. Продолжая свои похождения и утешая попеременно то Канидию, то Милену, я не забывал о том представлении, которое нам предстояло разыграть перед Крассом. С некоторых пор в его присутствии я стал печален и неразговорчив, словно бы какая-то ужасная мысль терзала меня. Когда же Красс спрашивал меня о причине моей скорби, я в ответ лишь заливался слезами. Красс спросил у Транквилла, не знает ли он, что со мной происходит. Тот отвечал, что не знает и даже не догадывается. Выбрав подходящий день, я изобразил такое невыносимое отчаяние, что Красс теперь уже строгим голосом потребовал объяснений. - О, лучше б мне было умереть, и тогда мне не пришлось бы выбирать меж двух ужасных преступлений - оскорбить великого человека словами, или оскорбить его молчанием. Встревожившись, Красс приказал мне говорить, но со мной сделалась истерика, я стал биться головой о камень и кричать, чтобы кто-нибудь убил меня, однако, видя, что Красс начинает терять терпение, и сострадание в нём грозит смениться раздражением, я припал к его ногам и стал криком умолять его простить меня за то, что я посмел укрыть от него ужасную правду. - Что ты сокрыл от меня, говори! И я поведал ему о чудовищном злодеянии Публия. - Как!- взревел Красс, покрываясь багровыми пятнами.- О нет! Он приказал позвать к себе немедленно Милену, а я лишился чувств, у ног его простершись. Милена благородная предстала пред очи господина, и лицо её белее мела было. Когда ж потребовал он подтвердить мои слова или опровергнуть их как лживые, она, едва заметно пошатнувшись, вскричала, бросившись ко мне: "Зачем не дал ты умереть мне, и тем позор свой искупить! Смерть от кинжала в сотню раз была бы легче ужасной тяжести позора, что теперь до самой смерти мне влачить придётся!" И слёзы хлынули из глаз её, и ноги подкосились. "Увы мне, это правда!"- простонала, и я, очнувшийся, при стоне этом вновь лишился чувств. Несчастная Милена схватила нож, лежавший на столе, и вскрикнув: "Да свершится!"- им вены перерезала себе и, заливаясь кровью, рухнула. Ошеломлённый Красс, не в силах шевельнуться, стал вопить: "Сюда! На помощь! Госпожа порезала себя!" И слуги, прибежав, Милене тряпкою стянули руку и унесли её бесчувственную прочь. - Надеюсь, ты не очень сильно порезалась?- спросил я её. - Вены целы. Ты знаешь, было так интересно, что я совсем не почувствовала боли,- сказала Милена. - Ты была превосходна. Красс проглотил всё это одним куском. - Я должен наказать этого негодяя!- сказал он мне.- Я привлеку его к суду! - Суд потребует много денег. - Мне это безразлично,- сказал Красс. - У Публия наверняка найдутся свидетели, за деньги можно купить их сколько угодно, и тяжба может продлиться долго. Кроме того, о случившемся узнают все. Неужели Красс хочет, чтобы его супругу обсуждали на каждом углу, и городская чернь указывала на неё между собой: "Вот эта женщина!" - Ты прав. Но что же тогда делать? - Не знаю,- сказал я.- Бывает, вепря убивает стрела, бывает, загрызают собаки. Если собаки слишком громко лают, то, может быть, воспользоваться бесшумной стрелой? - Стрелой,- сказал он.- Конечно же, стрелой! И сделаешь это ты. Этим ты искупишь свою вину за то, что так долго скрывал от меня правду. Я не осмелился возражать, хотя такое поручение не вызвало у меня особого восторга. Я заметил только, что дело это потребует некоторых расходов, и Красс без лишних слов выдал мне большую сумму денег. Весь день я думал, как взяться за это дело, ведь я не знал никого, кому можно было бы его поручить. Ночью я отправился к Канидии. - Мне нужно побыть у тебя некоторое время,- сказал я.- так, чтобы никто не знал, что я в городе. - Если кто-нибудь узнает, что ты здесь, я погибла,- сказала она. - Если узнают, что я в городе, я погиб,- ответил я. Канидия промолчала, видимо, взвешивая решение. - Хорошо,- сказала она.- Я спрячу тебя в своём доме. - Между прочим,- сказал я,- нет ли у тебя на примете кого-нибудь, кому можно было бы поручить одно дело? - Какое дело?- спросила Канидия.- У меня есть люди, но подойдут ли они? - Нужно покончить с одним человеком,- сказал я. - А почему бы тебе не сделать это самому? - Если меня схватят, кто же тогда совершит Великое Дело? Возражение это прозвучало столь убедительно, что Канидия была вынуждена с ним согласиться.
Читать дальше
