Фрэнк Херберт - Создатели небес. Улей Хелльстрома

На экране показалась земля, разбитая на клеточки, как шахматная доска, здесь зеленые, там желтые или коричневые. Шоссе… дороги… сверкающий город… Фраффин сфокусировал приборы на улицах и неожиданно заметил небольшую толпу, заполнившую угол его экрана визора — совсем крохотные фигурки, точно куклы. Все они смотрели на уличного торговца с носатым, неприятным лицом, в помятом сером костюме и засаленной шляпе. Была заметна напряженность, с которой туземец стоял за прилавком своего грязного киоска с прозрачной крышей.

— Блохи! — крикнул торговец властным голосом, который указывал на врожденную уверенность в себе этого человека. — Да, вот такие они, блохи. Но благодаря древнему и секретному способу обучения я могу заставить их выполнять фантастические акробатические прыжки и трюки, которые покажутся вам удивительными. Смотрите, какой замечательный танец у этой милашки. А вот это — крохотная женщина, которая правит колесницей. А эта малышка прыгает кульбиты! Они могут бороться, мчаться на перегонки и выигрывать забег для вас! Подходите поближе! Всего одна лира, чтобы посмотреть на это чудо-зрелище!

«Знают ли эти блохи, что они — чья-то собственность?» — подумал Фраффин.

Для доктора Андроклеса Фурлоу эта история началась с ночного телефонного звонка.

Шаря рукой, Фурлоу уронил телефонную трубку на пол. Несколько секунд он провел, пытаясь найти ее в темноте, еще не до конца проснувшись. В его памяти все еще мелькали обрывки сна, в котором он переживал яркие эпизоды последних мгновений перед взрывом в радиационной лаборатории Лоуренса, когда были повреждены его глаза. Этот сон часто ему снился в последние три месяца после того несчастного случая, но сейчас он почувствовал, что в нем есть нечто новое, значение которого ему еще предстоит осмыслить с профессиональной точки зрения.

«Психолог, излечи себя», — подумал он.

Из трубки доносился металлический голос, который помог ему определить местонахождение трубки. Фурлоу поднес трубку к уху.

— Алло! — Из его пересохшего рта вырвался скрежещущий звук.

— Энди?

Он прочистил горло.

— Да?

— Говорит Клинт Моссман.

Фурлоу привстал и свесил ноги с постели. Ковер показался ему холодным. На светящемся циферблате часов, висевших над кроватью, было 2.18 ночи. Это время, как и то, что звонивший ему Моссман был первым заместителем шерифа графства по уголовным делам, могли означать только одно — какое-то непредвиденное происшествие. Доктор Фурлоу нужен был Моссману в качестве судебного психолога.

— Ты слушаешь, Энди?

— Да, Клинт. В чем дело?

— Боюсь, у меня неважные новости, Энди. Папаша одной твоей старой подружки только что прикончил ее мать.

Несколько мгновений Фурлоу не мог осознать смысл произнесенного. «Старой подружки». Здесь у него была только одна старая подружка, но сейчас она была замужем за кем-то.

— Это Джо Мерфи, отец Рут Хадсон, — продолжал Моссман.

— О Господи! — воскликнул Фурлоу.

— У меня мало времени, — начал Моссман. — Звоню из автомата напротив офиса Джо. Он заперся в офисе, и у него пистолет. Он заявил, что сдастся только тебе.

Фурлоу покачал головой.

— Он хочет видеть меня?

— Нам необходимо, чтобы ты немедленно прибыл сюда, Энди. Я знаю, тебе трудно — Рут и все такое, но у меня нет выбора. Мне необходимо предотвратить стрельбу…

— Я же предупреждал тебя, что что-то, вроде этого, точно случится, — заметил Фурлоу. Он вдруг почувствовал гнев и злость на Моссмана и на всех обитателей Морено.

— У меня нет времени препираться с тобой, — произнес Моссман. — Я сказал тебе, чтобы ты приезжал. На поездку тебе хватит двадцати минут. Поторопись, пожалуйста.

— Хорошо, Клинт. Выезжаю немедленно.

Фурлоу повесил трубку, зажмурился, когда включал лампу у постели, но все равно от боли глаза сразу же заслезились. Он быстро заморгал, думая, сможет ли он когда-нибудь перенести неожиданно вспыхивающий свет без боли.

Смысл сообщенного Моссманом лишь сейчас стал доходить до него. Он был ошеломлен. «Рут! Где же Рут!» Но какое ему теперь дело до нее? Эту проблему решать Неву Хадсону.

Фурлоу начал одеваться, тихо двигаясь в темноте, как он этому научился еще при жизни его отца.

Он взял бумажник с ночного столика, нашел наручные часы и надел их на левое запястье. Потом очки — особенные, поляризованные, с регулируемыми линзами. И едва он только надел их, как его глаза расслабились. Теперь режущий свет приобрел спокойный желтый оттенок. Он поднял взгляд и увидел свое отражение в зеркале: узкое лицо, темные очки в массивной черной оправе, черные, стриженные под ежик волосы, длинный с горбинкой нос, широкий рот с чуть толстоватой нижней губой, линкольновский подбородок с глубокими складками, похожими на шрамы.