Фрэнк Херберт - Зелёный мозг

— Что это? — спросил Свенгаард — Что с ними происходит?

— Второй ряд налево, — сказал Глиссон. — Женщина о рыжими волосами. У нее запали глаза, остановился взгляд.

Бумур повернул глаза, чтобы увидеть женщину. Болезненные проявления плоти оптименов бросались в глаза, когда его взгляд совершал короткую дугу, на которую был способен.

— Что они говорят? — потребовала Калапина. — Что это?

— Голос ее звучал брюзжаще, даже для своих собственных ушей. Она чувствовала раздражение и досаду от появившихся слабых болей.

Бормочущий звук неодобрения прошел вверх по скамьям. Раздавались слабые смешки, взрывы сварливого гнева, смеха.

«Нам положено допросить этих преступников, — думала Калапина. — Но почему этого никто не начинает? Неужели я должна начать?

Она посмотрела на Шруилла. Он перегнулся вниз со своего места, рассматривая Гарви Дюрана. Она повернулась к Нурсу, встретила презрительную полуусмешку на его лице, отдаленный взгляд. На шее Нурса пульсировала жилка, которую она никогда раньше не замечала, морщинистое пятно из красных вен выступило на его щеке.

«Они все оставляют на меня,» — подумала она.

Раздраженным движением плеч она тронула свои браслеты контроля. Сверкающий пурпурный свет залил гигантский шар в стороне от зала. Пучок света выдвинулся с вершины шара, спустился на пол. Он дошел до пленников.

Шруилл следил за игрой света. Вскоре пленники будут сырыми кричащими созданиями, он знал это. Они будут выплескивать все свои знания на приборы Туеров для последующего анализа. От них ничего не останется, кроме нервных волокон, по которым будет распространяться сжигающий свет, впитывающий память, опыт, знания.

— Подожди, — сказал Нурс.

Он изучал свет. Он прекратил движение к пленникам по его команде. Он чувствовал, что они совершают какую-то грубейшую ошибку, известную лишь ему одному, и он посмотрел на внезапно притихший зал, желая узнать, не заметил ли этой ошибки кто-нибудь другой или, может быть, кто-нибудь скажет о ней. Весь секрет их правления заключался в том, что все спланировано, запрограммировано, предписано. И каким-то образом сюда вошла грубая неожиданность голой жизни. Это была ошибка, которая могла разрушить весь тысячелетиями отлаженный механизм.

— Почему мы ждем? — спросила Калапина.

Нурс попытался вспомнить. Он знал, что выступал против этого действия. Почему?

Боль!

— Мы не должны причинять боль, — сказал он. — Мы должны дать им возможность говорить самим, пусть даже под угрозой смерти.

— Они сошли с ума, — прошептала Лизбет.

— А мы победили, — сказал Глиссон. — Моими глазами все мои товарищи видят — мы победили.

— Они собираются уничтожить нас, — сказал Бумур.

— Но мы победили, — сказал Глиссон.

— Как? — спросил Свенгаард. И громче: — Как?

— Мы дали им Поттера, как наживку, и дали им вкусить насилие, — сказал Глиссон. — Мы знали, что они будут смотреть. Они должны были смотреть.

— Почему? — прошептал Свенгаард.

— Потому что мы изменили обстановку, — сказал Глиссон, — Маленькими дозами, здесь давление, там шокирующий Киборг. И мы дали им почувствовать вкус насилия, вкус борьбы.

— Как? — спросил Свенгаард. — Зачем?

— Инстинкт, — сказал Глиссон. Слово несло в себе компьютеризированную законченность, чувство нечеловеческой логики, от которой невозможно было скрыться. — Борьба — это инстинкт людей. Война. Насилие. Но их жизненные системы поддерживались таким тонким балансом на протяжении многих тысяч лет. За это они заплатили страшную цену — спокойствие, отвлеченность, скука, и вдруг приходит насилие со своими требованиями, а их способность изменяться, приспосабливаться давным давно атрофирована. Их рвут противоречия, и они все дальше и дальше уходят от той линии вечной жизни. Скоро они умрут.

— Война? — Свенгаард слышал истории о насилии, от которого оптимены сохраняли народ. — Этого не может быть, — сказал он. — Наверное, это какая-то новая болезнь. Или…

— Я изложил вам факт, как вычисленный до последней частицы логики, — сказал Глиссон.

Калапина вскрикнула: — Что они говорят?

Она отчетливо слышала слова пленников, но значение их ускользало от нее. Они говори абсурдные вещи. Она слышала слово, регистрировала его, но следующее слово заменяло его без связи с предыдущим. Не было логической связи. Только одни непристойности. Она схватила руку Шруилла: — Что они говорят?

— Через минуту мы допросим их и узнаем, — сказал Шруилл.