Станислав Михайлов - Эра воды

Я ощутил что-то, возможно, движение сзади, и быстро обернулся. Про такие случаи говорят: «почувствовал спиной». Не помню, чтобы раньше испытывал подобное — срочную необходимость вмешаться в нечто, еще не начавшееся, но должное произойти вот-вот вблизи меня.

Краем глаза я увидел падающую с неба тень. Никакого неба, конечно, не было, и не тень, а огромная льдина, как потом мне объяснили, оторвалась от потолка зала и устремилась вниз, влекомая тяготением. Будь здесь светлее или повыше, не гори прожектор, опасность не захватила бы нас настолько врасплох. В конце концов, ускорение свободного падения в два с лишним раза меньше, чем на Земле. Но в момент, когда я обернулся, стало предельно ясно — им конец, обоим шанхайским практикантам, топавшим сзади и еще даже не заподозрившим угрозы.

Время остановилось, а в моей голове появился быстро вращающийся ртутный шарик. Я видел его не глазами, а как бы непосредственно, сразу в объеме, со всех сторон. Шарик крутился быстро, но я видел все, что он отражает, причем картинки не искажались формой шарика и были такими же объемными. Вот я, быстро присев, прыгаю в сверкающую солнцем янтарную воду, и на миг зависаю над волной вместе с высоко парящим Фобосом. Вот я же, вытянув руки, лечу над каменистым, заиндевелым полом зала Олимпийцев, секция Е, нацелив кончики перчаток в ничего не понимающих студентов, глаза которых только собрались округляться от удивления: «уважаемый доктор Джефферсон сошел с ума?!» Вот мы с Катей кувыркаемся в белом коралловом песке, она оказывается сверху, и у нее лицо Лиен. Вот две фигуры в скафандрах отлетают, отброшенные моим ударом, хотя я едва коснулся их, продолжая лететь вперед…

Я неуклюже кувыркнулся или, скорее, шлепнулся через голову, поскольку скафандр не дает нормально согнуться, повалился на спину и увидел, как из полумрака медленно и величественно выпал серый, местами поблескивающий, ледяной блок размером с четырех меня. Так же неторопливо он ударился об пол, раскололся змеями трещин, выбросил множество острых осколков…

Сквозь него, но как бы внутри себя, я смотрел на останавливающийся ртутный шарик, отражающий Катино лицо в холодной стене пещеры. Время сорвалось в галоп: как в ускоренном воспроизведении пролетели мимо осколки, взвыла запоздавшая сирена, подбежали люди, Жанка впереди всех — ее глаза пылают, она не может потерять меня, любой ценой я должен жить — так написано в них. Она кричит от радостного понимания, что я невредим, и, стоит подняться на ноги, бросается мне на шею, забыв о скафандре.

Все целы, переводят дыхание, осматривают стены и потолок, водят лучом прожектора, едва не ставшего роковым…

И тут я понимаю, что не мог заметить эту льдину. Кровля здесь нависает достаточно низко, невозможно успеть обернуться, прыгнуть, пролететь несколько метров, оттолкнуть, перевернуться, упасть на спину и наблюдать, как она падает. Выходит, я знал, что она упадет, еще до того, как падение началось. Разве это нормально?

Открытие не на шутку взволновало меня, и я довольно-таки рассеянно отвечал на похвалы и благодарности, жал руки и кивал Жанке, не отходившей ни на миг. Понятно, мое поведение списали на шок. Но я-то знал причину. Вернее, две причины.

Вторая происходила от смятения, оставшегося от пронзившего меня острого чувства тоски по Кате Старофф. Это было нехорошо. То, что я, будучи с Жанной, любил Катю. И то, что я, любя Катю, был с Жанной. И наоборот, в любой перестановке — все это было нехорошо и должно было непременно плохо кончиться, как бы долго я ни гнал от себя предчувствие, какие бы ни выдумывал исходы и комбинации… Ни одна из моих женщин не потерпит, чтобы я принадлежал кому-то, кроме нее, поэтому я должен скрывать их друг от друга, сколько хватит сил и ловкости, это единственный выход. Но это нехорошо.

Первая же причина жила во мне всегда, ища возможности взорваться: это страх, что я не такой, как все, страх ненормальности, сумасшествия, чужеродности. Нормальные люди не видят спиной падение еще не оторвавшейся от потолка глыбы, не проваливаются в, не знаю даже, вымышленное или настоящее прошлое чужой планеты, они не слышат голоса дождя и не ощущают чудовищ, проснувшихся на дне оттаявшего океана.

Экскурсию, разумеется, тут же прервали, мы вернулись на базу и, вроде бы, приключение завершилось наилучшим образом, но я был глубоко несчастен.

История с геройством доктора Джефферсона получила быструю и широкую огласку. Ее даже показали в минутном фрагменте Главных Новостей Солнечной, причем произошло это еще до того, как мы успели вернуться в номер.