Станислав Михайлов - Эра воды

Смешно сказать, сел на парашюте, словно в дремучем девятнадцатом или двадцатом веке, когда их там изобрели. Но зато живой. Возможно, Катя видела, как раскрылся парашют. Хоть это и в облаках, но, вроде, чуть выше зоны поглощения радиоволн. И она видела, что не было взрыва. Собственно, в моей железяке нечему взрываться. Значит, она надеется, что я жив. Конечно, она не в восторге от моей выходки, и пара шапок слетела бы с голов, если бы мне помогали люди. Но Роб… Думаю, к нему не будет претензий. Все-таки мой личный робот. Жаль, нельзя было взять его с собой. Его движок работает на атоме.

А спасатели взорвались на своих суперских катерах, защищенных от всего, чего может ожидать нынешняя наука. Своей героической нелепой смертью предупредили меня, навели на мысль отказаться от реактора. Или мне просто повезло? Что-то внутри подсказывало, нет. И оно же подсказывало, если бы я летел в спасательном катере, никаких проблем тоже не возникло бы. Абсурдно, глупо, но оно было уверено. Это «что-то» снова проснулось, стоило мне оказаться на Ганимеде. То, от чего я, на самом-то деле, удирал. Не от Жанки, конечно, и не за диссертацией рванул я отсюда при первой же возможности. Впереди меня бежало то, в чем мужчине стыдно признаться. Страх.

Страх неосознанный, задвигаемый в дальние, почти невидимые уголки сознания. Всплывающий во снах. Заставляющий вздрагивать наяву: если остановиться, засмотревшись на дождь, или заслушаться ночными шорохами.

Страх, следующий за тобой тенью.

Он усиливался во мне, как крепчает ветер перед бурей. Он креп с приближением берега.

Вот впереди замаячил неясный силует, и я переключил двигатели на обратный ход. Уже в четвертый раз за последние полчаса. Теперь не показалось. Из тумана важно выплыл крутой темный бок огромного утеса. Мое корыто тюкнулось в него носом и медленно отползло назад. Берег тут же скрылся из виду. «Хорошо, что на море тихо», — в очередной раз подумалось мне, и я, вновь постучав по деревянной ложке, включил акустику. Все-таки не электромагнитные волны, авось прокатит. Вслепую идти вдоль скал — безумие, кроме того, мне требовалось найти место для выхода из воды.

В кабине появилась проекция береговой линии — полупрозрачный контур завис в воздухе, обрываясь справа и слева, там, куда не добивал работавший на минимальной мощности эхолокатор. Сопоставив его показания с навигатором, то есть со старой топографией, я сделал интересное открытие: берег отодвинулся километров на двадцать от прежнего положения. Если, конечно, не изменился радиус Ганимеда, но это подозрение ни проверить, ни опровергнуть не представлялось возможным, да и уж больно фантастическим оно выглядело, так что я решил его отбросить. Значит, были тектонические подвижки, прелестно. Поверхность архипелага может оказаться сколь угодно перекуроченной; на карты, получается, особенно полагаться нельзя, а радар включать мне бы пока не хотелось, не взлететь бы на воздух. Да и проходимость по суше у моего корыта минимальна, нет даже воздушной подушки, так, примитивный колесно-гусеничный гибрид весьма ограниченного радиуса действия. Это если ничего не сломалось, и удастся выпустить колеса.

Подумав еще немного, я списал эффект убегание берега на очередные шутки физики: доверяя приборам, мы вечно забываем, что они лишь интерпретируют измеряемые значения, выдают трактовку на основании доверия к этим значениям, следуя заложенным программам, но так ли уж можно полагаться на стабильность того же магнитного поля, особенно на Ганимеде? Не удивлюсь, если эти двадцать километров родились в фантазии моего навигатора, сложившего А с Б без должной критичности.

Проплыв еще километров тридцать вдоль берега, я, наконец, заметил относительно пологий подъем. По навигатору отсюда до станции Чандлера всего сорок километров. Если горы не всбесились, если дорогу не разломало и не завалило, она должна быть где-то неподалеку. Тут на карте отмечена пристань.

«Вернее, не тут, а километров пятнадцать в море» — пробормотал я себе под нос и ввел поправки в навигатор.

Колеса выдвинулись успешно. Помогая себе манипуляторами, бронечудище выползло на берег. Я с трудом втиснулся в древний скафандр, занимавший весь шлюз. Он не поместился в основной отсек капсулы, зато обладал удобным фронтальным входом, так что я закрепил его прямо здесь, к себе передом, к внешнему люку — задом. Этот скафандр делал меня похожим на огромного механического жука. Особенно украшал сверкающий металлом горб, под которым хранился изрядный запас сжатого кислорода и допотопные аккумуляторы.