Роберт Силверберг - Ночные крылья. Человек в лабиринте. Полет лошади

— Нам нужна аудиенция, — ответил я. — Мы хотим попросить о милосердии.

— Это можно будет сделать только через четыре дня, в день аудиенции, — ответил тот из них, что был справа. — Мы занесем ваши имена в списки.

— Но нам негде спать! — взорвалась Эвлуэла. — Мы голодны! Мы…

Я остановил ее. А Гормон тем временем рылся в своей сумке. В его руках что-то сверкнуло — монеты из золота, вечного металла, монеты, на которых были вычеканены бородатые лица с крючковатыми носами. Он нашел их, когда копался в руинах. Он кинул одну монету тому Указателю, который отказал нам. Тот поймал монету в воздухе, потер ее сияющую поверхность большим пальцем, и она вдруг исчезла в складках его одежды. Второй Указатель выжидательно смотрел на нас. Гормон кинул монету и ему.

— Может быть, — сказал я, — можно назначить специальную аудиенцию, вне этого порядка.

— Ну что ж, это не исключено, — сказал один из Указателей. — Проходите.

И вот мы уже вступили в центральный неф дворца и стояли под сводами в огромном гулком пространстве, глядя вдоль центрального прохода вглубь, на скрытый ширмами полукруглый тронный зал.

Здесь было еще больше просителей — были и те, кто имел на это право, обладая наследственной концессией, были и толпы Пилигримов, Информаторов, Летописцев, Музыкантов, Писателей и Указателей. Был слышен гул молитвы: стоял ароматный запах фимиама; я ощущал вибрацию подземных гонгов. Гормон сказал мне, что в прошедших циклах это здание было храмом древних религий, которые исповедовали учение Христия. У меня еще раз возникло подозрение, что Гормон — Летописец, который скрывается под видом Мутанта. А здание действительно сохранило какой-то священный дух, хотя сейчас в нем заседало светское правительство. Но что же нам нужно сделать, чтобы встретиться с Принцем? Слева от себя я увидел маленькую богато украшенную часовенку, в которую протянулась цепочка процветающих на вид Торговцев и Землевладельцев. Заглянув вглубь, я увидел три черепа, закрепленных у приспособлений для опроса, — это было входное устройство резервуара памяти, а возле них стоял дородный Секретарь. Бросив на ходу Гормону и Эвлуэле, чтобы они подождали меня, я встал в конец очереди.

Она двигалась очень медленно, и прошло около часа, прежде чем я подошел к приспособлениям для опроса. Черепа безмолвно светились, а внутри этой герметически закрытой емкости булькали и пузырились питательные жидкости, которые поддерживали деятельность умершего, но все же дееспособного мозга, миллиарды хромосомных ячеек которого служили теперь незаменимыми мнемоническими устройствами. Секретарь, казалось, был изумлен, когда заметил в этой очереди Наблюдателя, но перед тем, как он успел выгнать меня, я выпалил:

— Я пришел как чужестранец просить милосердия Принца. Мне и моим спутникам негде спать. Меня выгнал мой собственный союз. Что мне делать? Как я могу получить аудиенцию?

— Приходите снова через четыре дня.

— Но мне пришлось ночевать у дорог гораздо дольше. Сейчас мне необходим хороший отдых.

— Городская гостиница…

— Но я член союза! — запротестовал я. — Городская гостиница не примет меня, пока существует гостиница моего союза, а мой союз отказывает мне из-за того, что существуют какие-то новые правила — вы понимаете, в каком я безвыходном положении?

Усталым и безразличным голосом Секретарь произнес:

— Вы можете оставить просьбу о специальной аудиенции. Вам откажут, но обратиться с такой просьбой вы имеете право.

— Где?

— Здесь. Изложите причины.

Стоя перед черепами, я назвал свое имя и профессию, а также назвал имена и статус моих спутников и объяснил, в чем состояла моя просьба. Вся эта информация была принята и передана в различные отделы мозга, установленного где-то в центре города, и когда процедура была окончена, Секретарь сказал мне:

— Если ваша просьба будет принята, вас уведомят.

— А где мне остановиться на это время?

— Я думаю, где-нибудь неподалеку от дворца.

Я все понял. Мне разрешили присоединиться к легиону несчастных, забивших площадь. Сколько из них просили особой благосклонности Принца и все еще были там, уже месяцы или годы, ожидая, когда же их удостоят Великой Чести? Сколько времени спали они на камнях, выпрашивали крохи еды и жили глупой надеждой?

Но я уже исчерпал все свои доводы. Я вернулся к Гормону и Эвлуэле и рассказал им обо всем, что произошло, и предложил попробовать найти хоть какое-нибудь пристанище. Гормона, который был бессоюзным, примут в любой убогой городской гостинице, которые открыли специально для таких, как он. Эвлуэла, может быть, устроится в доме для Воздухоплавателей. И только мне придется спать на улице — уже в который раз. И все же я надеялся, что нам не придется расстаться. Я уже воспринимал нас троих как семью, хотя для Наблюдателя такие мысли могли показаться и странными.