Филип Фармер - Многоярусный мир - Создатель Вселенных. Врата мироздания. Личный космос. За стенами Терры.

Кикаха начал всерьез подумывать о том, чтобы предложить ей скрываться от Колокольников порознь. А если она откажется, то нокаутировать, вытащить из фургона подальше в прерию и оставить там. Временами он даже представлял, как перерезает ей горло или привязывает к дереву так, чтобы ее растерзали волки или львы.

Он сказал себе, что это дьявольский способ начать любовный роман.

Тут он спохватился. Откуда взялись эти слова: любовный роман? Да как он мог влюбиться в такую злобную, высокомерную и смертоносную стерву?

Мог. Как сильно он ни бесился, как ни ненавидел и ни презирал ее.

Кикахе приходилось влюбляться, и не раз — ив том, и в другом мире, но никогда — при таких обстоятельствах. Несомненно, если не считать Подарги, лицо которой выглядело точь-в-точь как у Ананы, и странной, действительно неземной Хрисеиды, его спутница была самой прекрасной женщиной из всех, кого он когда-либо встречал.

Но само по себе это не означало для Кикахи любви. Он, конечно, ценил в женщинах красоту, но имел больше шансов влюбиться в женщину с приятным характером, сообразительную, с чувством юмора, чем в неприятную и тупую красавицу. Если женщина была всего лишь разумно привлекательной или пусть даже заурядной внешности, он мог бы влюбиться в нее, если находил родственную душу. Но Анана была неприятной и безжалостной особой.

Так почему же он испытывал к ней чувство любви пополам с враждебностью?

«Кто знает? — думал Кикаха. — Я-то уж точно — не знаю. И я этому даже рад. Ни к чему знать о себе все и быть легко предсказуемым».

К сожалению, его любовь была, скорее всего, безответной. Анана могла проявить чувственный интерес к Кикахе, но роман оставался бы эфемерным и сопровождался бы презрением. Она, разумеется, никогда не сможет полюбить леблаббия. Если уж на то пошло, Кикаха сомневался, что она вообще сможет полюбить кого бы то ни было. Властелины находились по ту сторону любви. По крайней мере, так говорил Вольф.

Второй день прошел гораздо быстрее, чем первый, обоим удалось почти нормально поспать. Той ночью, когда они прокрались к ручью освежиться, их загнал на дерево львиный прайд, пришедший на водопой почти одновременно с людьми. Время приближалось к рассвету, а львы не проявляли ни малейшего желания убираться восвояси. Кикаха чуть не впал в отчаяние, понимая, что с восходом им не удастся прошмыгнуть обратно в фургон. Он сказал Анане, что им придется слезть и попытаться спугнуть больших кошек.

Как обычно, у Кикахи имелся тайный мотив, кроме очевидного. Он надеялся, что если Анана имеет какое-то припрятанное или имплантированное в тело оружие, то теперь пустит его в ход. Но оружия у нее не оказалось, либо она считала ситуацию недостаточно отчаянной, чтобы воспользоваться им. Анана заявила, что может, если пожелает, попытаться отпугнуть этих чудовищ, но намерена оставаться на дереве, пока они не уйдут.

— При обычных обстоятельствах я бы с тобой согласился, — признался Кикаха, — но мы должны в течение ближайшего получаса вернуться в фургон.

— Я не должна, — огрызнулась она. — Кроме того, ты не подстрелил нам ничего на обед, прежде чем мы вернемся. Я не хочу провести еще один голодный день в этом гробу.

— У тебя там имеется масса сушеного мяса и овощей, — возразил он.

— Я весь день голодала, — ответила Анана.

Кикаха принялся спускаться с дерева. Львы, казалось, не обращали на него ни малейшего внимания, но один самец взметнулся в воздух, и его лапа с длинными когтями прошла в шести дюймах от ноги Кикахи.

— Они, кажется, не намерены пугаться, — пробормотал он. — Бывает порой, что их ничем не пронять, как сегодня, например...

С высоты дерева даже в лунном свете он мог разглядеть фургоны. Вскоре луна ушла за монолит, и на востоке показалось солнце. Караванщики начали просыпаться и развели костры. Возникла суета с приготовлением завтрака, а затем лагерь начали сворачивать. Вскоре множество колоритных солдат в деревянных шлемах с длинными перьями, в алых стеганых кирасах-тегиняях [24] Металлические латы. , в юбках из зеленых перьев и окрашенных в желтый цвет легинах вскочили на коней. Они образовали полумесяц, внутри которого шли мужчины и женщины, несшие котелки, чайники, кувшины и другую посуду. Они направлялись к водопою.

Кикаха застонал. Ему доводилось иногда перехитрить самого себя, и сейчас, похоже, так и случилось. Выбора у них не было. Уж лучше столкнуться лицом в лицу со львами, чем оказаться захваченными в плен тишкетмоаками. Можно было попытаться договориться, чтобы их не выдали тевтонам, но он очень сильно сомневался в удачности переговоров. Слишком рискованно было бы полагаться на великодушие индейцев.