Одна из трудностей, с которой сталкивались участники на данной стадии терапии, заключалась в требовании полного отчета о своих приключениях. Джим разделял это нежелание излагать все подробности. И теперь, в ответ на приглашение Сцеволы, он обрисовал свои похождения лишь в самых общих чертах, утаив многое, потому что считал эти детали очень личными. Если впустить других слишком далеко, то собратья-пациенты захотят захватить его, Джима, миры точно так же, как Владыки желали заполучить миры своих соседей.
Более того, Джим был убежден, что вселенные, в которых бывают все прочие участники, существуют только в их воображении, хотя описания бывают очень подробными. Вслух он, конечно, этого не говорил.
Джим закончил свой несколько сбивчивый, неуверенный рассказ. Где-то на середине он стал чувствовать, что все это больше похоже на выдумку. Кажется, и другие тоже смотрели на него с сомнением.
Чернокожая девушка по имени Моника Брэгг сказала:
— Твой отец, в смысле отец Орка, часто бил тебя, то есть Орка. Лос напоминает твоего отца, Джим, он также непредсказуем и неровен. Почти все время жесток и суров, но иногда бывает добрым и нежным, каким и должен быть настоящий отец. Ребенка это сбивает с толку.
— Ты про какого отца говоришь? — решил уточнить Джим. — Про моего в этом мире или про отца в другом мире?
Моника улыбнулась, показав крупные белые зубы.
— Про обоих, глупый. Только этот Лос не во всем похож на твоего настоящего отца. Он красивый и могущественный правитель, а не безработный пьяница, как твой папаша.
— Моника! — мягко, но безапелляционно произнес доктор Сцевола. — Пожалуйста, воздержись от перехода на личности.
— Да, разумеется, док, — кивнула Моника. — Только... я ведь не сказала о его отце ничего такого, чего бы Джим сам не говорил. Я просто указывала на сходство Лоса и этой женщины, матери Орка — Энитармон? — с Гримсонами. Они в некотором роде их отражения, вам не кажется? И вообще, разве не в этом заключается весь смысл терапии? Наш мир и Многоярусный являются зеркальными отражениями друг друга. Только это кривое зеркало.
— Это один из аспектов, — согласился Сцевола, — но не стоит слишком задерживаться на параллелизмах, особенно если они довольно очевидны. Или ты что-то другое имела в виду?
— Может быть, именно различия важнее всего, — продолжала Моника. — Вот, например, мать Орка во всем подчиняется мужу, точно так же, как и мать Джима. Во всяком случае, до определенного предела. Но она красивая, сильная и способна дать ему отпор. Возможно, потом она взбунтуется и даже убьет Лоса. А это уже нечто такое, чего твоя мать никогда не сделает, правда? Или ты надеешься, что она когда-нибудь так и поступит. Верно, Джим?
— Откуда я знаю? — запальчиво ответил Джим. — Я, знаешь ли, ничего не выдумываю! Все идет своим чередом!
На какой-то миг наступила тишина, слышалось только бормотание Мубера.
— Конечно! — нарушил затем молчание Сцевола — Помните, мы ведь не книги сочиняем. Здесь все происходит по-настоящему. Существуют ли эти события у вас в голове или вне ее, все равно они есть. Мысль столь же реальна, как, э...
— Как пердеж! — выпалил Мубер и согнулся пополам от смеха.
— Да, и то и другое недолговечно, но тем не менее, реально в течение своего мига — будь то миг славы или миг вони, — согласился Сцевола.
— Миллионы отцов и матерей на земле более-менее похожи на моих родителей, — сказал Джим. — И в мирах Владык тоже такие попадаются. Ничего в этом нет странного. Кончай психологию разводить, ей-богу!
Тут неожиданно для всех заговорил Брукс Эпштейн — высокий тощий брюнет в очках в массивной роговой оправе. Хотя он тоже был с Золотого Холма, почему-то ему удалось избежать оскорблений, обрушиваемых на Шервуда. Отец Эпштейна тоже был раньше богат, но обанкротился и покончил с собой, поэтому у его матери едва хватило страховки на помещение сына в больницу « Веллингтон ».
— Психологию разводить? — переспросил Брукс. — А я-то думал, мы здесь именно этим и занимаемся!
— Мы здесь для того, чтобы вылечиться и стать здоровыми, а не сидеть и анализировать поступки друг друга до бесконечности, — мрачно отозвался Джим. — Анализировать — все равно, что разбирать на части. А что потом? Нам никогда не собрать разобранное — как несчастного Шалтая-Болтая.
— Благодарю вас, доктор Фрейд, — съехидничал Эпштейн.
Прежде чем закончился сеанс, доктор Сцевола постарался пролить бальзам на потревоженные раны и охладить страсти. Но на сей раз его мягкость, рассудительность и стремление к компромиссу оказались бесполезными. Если одни пациенты были пока еще слишком застенчивы, чтобы осмелиться задевать других, то другие проявляли излишнюю злобу, и, кстати, персонажи, которых они выбрали, отличались надменностью и дурным характером. Так или иначе, психиатру приходилось воздерживаться от излишнего подавления молодых людей, в противном случае те могли стать неуправляемыми или утратить самоотождествление с персонажами Фармера.
Читать дальше