Леонид Панасенко - Поиграй со мной

— Сейчас мы сделаем зал, — радостно защебетала Птица. — Хочу зал для дорогого гостя! — крикнула она, и послушные стены тотчас раздвинулись, одна из них высветилась, превратилась в огромное окно.

— Даже не верится, что мы на полюсе, что за куполом сейчас воет пурга, — прошептал изумленный Максим. — Ты настоящая волшебница, Птица.

— Мы нарочно разбили свой лагерь в Антарктиде, — сказала она. — Хотели, чтобы никто не знал о нас, не видел. Чтобы никому не мешать. А получилось, видишь как…

— Я так рад, что познакомился с тобой, Птица! — Максиму было трудно говорить — невысказанные слова и чувства переполняли его. — Мне даже присниться не могло, что я буду говорить со звездным человеком как с девчонкой из соседнего двора.

— А ты часто разговариваешь с девчонками из соседнего двора? — Птица смотрела лукаво и выжидающе. Потом, после паузы, добавила уже серьезно: Мы — дети, нам во все времена и во всех мирах было легче договориться друг с другом.

Она снова взмахнула рукой, и одна из стен растаяла, открыв настоящую оранжерею. Максим узнал земные растения и удивленно взглянул на хозяйку волшебного дома.

— Я люблю выращивать цветы, — объяснила Птица. — Возьму их домой и посажу на своей планете. А потом соберу семена и снова посажу. У нас это очень почетное занятие — засевать планеты и разные пустынные уголки жизнью. Вот, братья подрастут немного, и мы обязательно станем Сеятелями…

И вдруг безо всякого перехода:

— А хочешь, я засею цветами вашу Антарктиду? У нас есть растения, которые растут прямо во льдах. А еще можно растопить эти льды. В два счета.

— Не надо, Птица, — покачал головой Максим. — Мы всегда вместе такие дела делаем. Так интересней. Да и взрослым наша затея может не понравиться.

— Ох, уж эти взрослые, — вздохнула девочка. — Они сами себе набросают бревен под ноги, а потом хвастаются — смотрите, дети, какими трудными дорогами мы шли… Все они одинаковые. И ваши, и наши… Только от нас требуют благоразумия, а сами…

Они вышли во двор. Уже совсем стемнело: за распахнутыми воротами чернели громады деревьев, а чуть Дальше, в сонной глади озера, отражались незнакомые созвездия.

Максим впервые так задержался в Куполе — до ночи — и сейчас не мог сдержать возгласа восхищения.

— Как у вас тут здорово, Птица! Все будто настоящее. Днем — солнце, ночью — звезды. И ветер еще, и лес, и птицы.

— Обычная… — девочка поискала подходящее слово, — палатка. Еще можно назвать — туристский комплект. Конечно, такие универсальные палатки мы берем с собой только тогда, когда собираемся далеко — в другие звездные миры.

— Ого! — удивленно присвистнул Максим. — Ничего себе палаточка. А замок? Он что — тоже входит в комплект?

— Нет, — Птица снова поискала нужное выражение. — Это… ну, словом, это детский игрушечный набор. У вас тоже есть похожие — «Юный строитель» или «Юный архитектор»…

Она вдруг тихонько засмеялась. Так тихонько, словно ветер вздохнул.

Максим поскучнел, взглянул на часы.

— Я, пожалуй, пойду, Птица, На станции волнуются. Еще, чего доброго, домой отправят. Пойду я.

— Приходи завтра. Обязательно! — девочка взяла Максима за руку, заглянула в глаза.

— Ты только не обижайся на нас, ладно? Вы гордые, — люди. Это хорошо. Но не будь слишком взрослым, ладно? Не обижайся на непонятное. То, что для вас необыкновенно, для нас — привычно. Мы не хвастаемся, мы просто немного другие, дальше ушли… Мы не будем поучать. Поделимся и все…

Невидимая стена толкнула мальчика в грудь и выпустила наружу. За то время, что Максим был в Куполе, погода успела испортиться. Резкий ветер подхватывал горсти колючих льдинок и без устали швырял их в лицо. Огни наблюдательного поста еле виднелись, хотя до него было рукой подать. Максим невольно поежился, подтянул выше застежку комбинезона.

«Что там холод, что вьюга», — подумал мальчик. Он чувствовал себя радостным и сильным. Будто вовсе и не было ни томительных дней ожидания, ни разочарований. Будто Птица вновь была рядом — самая красивая, самая необыкновенная девочка во всех звездных мирах…

«Пройдусь немного, — решил Максим. — Все равно это лучше, чем трястись в вездеходе. Не знаю только, что сказать Соболеву и Гарибальди, да и всем остальным. Ну, как им объяснить, что для Птицы эта космическая одиссея не больше, чем загородная прогулка, экскурсия, турпоход? Как объяснить, что „пришельцы“ и не помышляли о контакте? Птица и ее братья неудачно разбили „палатку“ — всего-навсего. Думали — глухое место, а тут наша „Надежда“… Кстати, красивое имя дал Гарибальди станции. Говорят, с ним связана романтическая история. Тысячу исследователей привел с собой Гарибальди в Антарктиду. Как тот доблестный воин — тысячу! А жену уговорить не смог. Ожидал ее, все надеялся, что прилетит. Люди знали тайную боль своего начальника, но когда советовали ему назвать станцию „Надеждой“, то говорили совсем о другом — о своих больших замыслах, о надежде на то, что-их станция положит начало настоящему освоению закоченевшей за тысячи лет земли…»