Н Шитова - Отступник

- Да какие у тебя раны, приятель? - фыркнул Григорий.

- Ран нет, но травм больше, чем достаточно. А серьезная травма, Гришаня, пострашнее иной раны может быть. Двадцать лет в профессиональном спорте - это похуже некоторых вредных производств, уж я-то знаю. Таким, как я, год за три считать должны...

Пряжкин подошел к низкому столику рядом с диваном и поставил на него два бокала на высоких ножках и бутылку коньяка.

- Не ворчи, Васька. Если уж кому и жаловаться на судьбу, то не тебе.

Такого классного инструктора, как ты, я в этих стенах не видел с основания заведения, а первидал я их, как грязи, - Григорий плеснул в бокалы темной жидкости. Культурно так плеснул, по чуть-чуть. А потом подвинул один бокал к Василию и произнес. - Ну давай, приобщимся...

- Ты же знаешь, я не любитель, - поморщился Василий.

Спиртного Василий терпеть не мог. Удовольствия в процессе поглощения горьких, крепких, щиплющих горло напитков он никогда не испытывал. А то, что обычно наступало после, пугало его. Да, становилось хорошо, легко и приятно, мысли скакали вразброд и даже мерзавцы, вроде Пряжкина, становились на час-полтора лучшими друзьями. Но после Василий всегда долго и безуспешно пытался понять, не совершил ли он за то время, когда хмель овладевал его сознанием, какой-то непоправимой ошибки, способной перечеркнуть всю его жизнь и, что страшнее всего, еще немало жизней.

Однако совсем не брать в рот спиртного он не мог, это было бы подозрительно и оттолкнуло бы от него тех, кто был необходим Василию в его поисках.

Пряжкин был ему действительно необходим, но он, к счастью, не был беспробудным выпивохой. Толстяк Гришаня был почти по-детски наивен во всем, что касалось внешнего антуража. Он страстно любил все красивое: дома-коттеджи и антикварное холодное оружие, импортную сантехнику и длинноногих блондинок, яркие спортивные костюмы и очень дорогих собак, причудливые зубные щетки и звонко верещащие пейджеры... Словом, это был идеальный потребитель, серьезно относящийся к рекламе и искренне страдающий, если какого-то земного блага у него до сих пор в закромах не было.

И не так уж любил Пряжкин выпить, сколько обожал посидеть в дорогом кресле с бокалом французского коньяка, того самого, что не дешевле, чем полсотни долларов за бутылку. Сам процесс такого "приобщения", вероятно, поднимал его в его же собственных глазах.

На недовольство Василия он покачал головой:

- Считай, Васек, что это лекарство. Расслабишься, как следует.

Взяв бокал, Василий глотнул немного коньяка и снова отставил его на столик.

- Да, неплохо, - произнес он, чтобы Пряжкин отстал с выпивкой.

Снизу донесся необыкновенно громкий грохот. Григорий тихо выругался, встал и вышел из холла. Было слышно, как он, спустившись по лестнице, отчитывает кого-то из обслуги. Когда он вернулся назад, он был зол и угрюм.

- Олухи!.. Всех разгоню к чертям собачьим! Разыграются, добры молодцы, чтоб их разорвало... А потом только глаз да глаз за ними... повалившись в кресло, Пряжкин взял свой бокал и хватанул почти все содержимое сразу.

- Что стряслось, Гришаня? - лениво поинтересовался Василий, исподлобья наблюдая за приятелем.

- Да ну их!.. - Пряжкин даже крякнул в сердцах. - У билльярдного стола ножку обломили, прикинь! Жеребцы... Из жалованья вычту, тогда узнают, дармоеды...

Да, Григорий любил порядок, дисциплину и послушание, и имущество свое берег. Строгость и послушание во всем, а главное, чистота. Даже в загонах для упражнений в стрельбе по живым мишеням.

- Не пыхти, Гришаня, хлопцы у тебя управные, живо все починят, Василий отмахнулся и обвел глазами холл. - Как все-таки у тебя тут здорово... Эта комната - просто райский уголок. Красота... Ты обставлял?

- Да где мне, с моей неразборчивостью?! Сам я, конечно, накупил бы сюда всякой антикварной дряни, - самокритично вздохнул Пряжкин. - Но Иринка моя тогда взяла все в свои руки и сама по салонам моталась, выбирала мебель. И каминную решетку она сама рисовала...

Сказано это было с искренней гордостью.

- Я ведь жить в этой комнате собирался... - Григорий отхлебнул из бокала и повел рукой. - Это должна была быть наша с Иринкой комната. Но все так скверно повернулось, что и вспоминать тошно. Теперь это просто гостиная для отдыха наставников...

- А Ирина?

- Уехала она отсюда сразу, как дочка родилась.

- Отчего же?

Пряжкин еще пригубил коньяка и промычал что-то, но потом, видимо, его все же потянуло на откровенность:

- Глупость какая-то, нелепость... Как в сказке про Синюю Бороду...