Антон Первушин - Война по понедельникам (сборник)

— А что получилось? — спросил он. — Почему они меня не видят?

— Потому, — ответил Валентин, опустив взгляд, — что ты теперь тоже Колдун. Как и я. А им не дано видеть Колдунов, по статусу не положено.

— Не понимаю…

— Они не Хозяева здесь. Они лишь составляющие мира. Несвободные составляющие. А потому видят только то, что видеть им миром разрешается. Или, если угодно, мною разрешается.

Колдун помолчал. Антон смотрел на него в растерянности

— Свобода оказалась не столь уж привлекательной, — заявил Валентин после паузы. — Я имею в виду полную свободу. Видишь ли, Антон, можно освободиться, на девяносто девять процентов — человеку это вполне доступно. Но всегда остается один процент связей, которые нельзя рвать, потому что сделав это ты теряешь обратную связь с людьми, ты перестаешь быть человеком.

— Ненависть и одиночество? — вспомнил Антон.

— Можно рассматривать и так. Я догадывался о чем-то подобном ранее. Но когда искал Хозяев, то надеялся, что у них есть какая-то своя особая обратная связь. А они оказались мертвецами, полагающими, что живут… Они свободны, Антон, абсолютно свободны. Они способны создавать миры по мимолетному желанию и управлять ими как вздумается. Они даже могут делиться этой своей свободой с другими, как поделились со мной. Но и я перестал быть человеком, и я умер. А теперь вот сижу здесь, — он усмехнулся, очень невесело, — здесь. Владыка, Бог, Колдун, Хозяин — свободный и жаждущий от свободы этой освободиться, прости за каламбур.

Антон смотрел на этого человека и понял вдруг, насколько его тоска и горе больше, чем самая большая тоска и самое большое горе любого человека в Стране Чудес. И неужели это справедливая плата за сделанный им выбор?

— Но зачем вам понадобился я? И Витязи? Зачем?!

— Надежда, говорят, умирает последней, — Валентин снова усмехнулся. — Я надеялся как-то преобразовать положение вещей, ведь мне дана огромная власть. Я полагал, что если сам не могу найти решение, как совместить свободу и жизнь, то это сможет сделать кто-нибудь другой. Сначала я придумал эту систему с Муравьем, и очень радовался этому своему изобретению. Но в результате практически ничего не изменилось: качок вправо, качок влево и снова откат в постылое равновесие. Тогда я ввел в игру Витязей. Они должны были, по замыслу, создать некую форму обратной связи между человеком и обществом, позволяющую первому сохранять свободу при прочих равных условиях. Но они тоже не справились, не получилось у ребят. И в отчаянии я вызвал тебя. Что-то было в тебе, Антон, такое — внутреннее понимание моего мира, чутье на его вибрацию. Мне казалось, ты найдешь решение. Но я ошибся. Выяснилось, что тебе душно здесь, задыхался ты, просто и грубо отторгал все устанавливающиеся связи. И, как следствие, пройдя через ряды зла и разочарований, сам стал Колдуном. Ты мне ровня теперь. За это я и прошу у тебя прощения, — вздох. — Понимаешь?

— Понимаю, — сказал Антон.

Колдун снова помолчал.

— Чего ты хочешь, Антон? — спросил он наконец. — Скажи мне, только скажи.

— Отпустите меня, — ответил Антон с усталым безразличием. — Я хочу домой…

—…Следующая станция — «Площадь Мужества».

Антон встряхнулся. Вскочил, жмурясь со сна, шагнул к выходу. Двери захлопнулись за его спиной. Поезд, набирая ход, скрылся в тоннеле. Направляясь к эскалаторам, Антон посмотрел на часы. Двенадцать двадцать пять. Поднимаясь на поверхность, он испытал очень странное ощущение, некую потребность вспомнить что-то важное — может быть, сон, который только что видел. И вот когда оказался уже на самом верху, в вестибюле, померещилось ему на мгновение, что не «Лесная» перед ним, а какая-то совсем незнакомая станция — с разбросанным везде хламом, с единственной лампочкой, свисающей на шнуре, с заколоченным досками выходом. И подобно удару, сразу и вдруг, ворвалось вспоминание. Антон вспомнил все и остановился.

Он вспомнил Пеллюсидар, Богом Забытый Город, Кима и Влада, Игина и Черномора, Алину и Роба, Антихриста и… Валентина. Колдун! Он все-таки выполнил просьбу!

Антон оглядел себя. Одежда цела, очки на положенном месте, на носу, в бумажнике денег ровно столько, сколько было, когда уходил он от захмелевшего приятеля. Ничего не болит и ухо… ухо, как ни странно, тоже на месте! Неужели это был лишь сон? И только сон?

Антон снова посмотрел на часы. А потом, спохватившись, — еще раз. И понял, и засмеялся. На часах был тот же день, и тот же час. Но об одном забыл Колдун, в одном недостарался: часы показывали другой месяц. Тогда был октябрь, а теперь получается ноябрь.