Богдан Петецкий - Только тишина

Эластичный коридор, который через несколько секунд после посадки соединил люк «Дины» с выдвинутым тамбуром станции, вопреки опасениям Тарроусена не был поврежден. Мы шли не торопясь, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы проверить показания датчиков. Сигнал тревоги не прозвучал ни разу.

Зато автомат сшлюза функционировал словно официант-человек. Мы постояли добрые три минуты, повторяя вызов, пока наконец-то на стене не обрисовалась подкова люка. Она медленно поползла в сторону, сухо скрежеща, словно в ее механизме было полным-полно песка. А вот за нами закрылась столь стремительно, что я едва успел отскочить.

Далее все шло нормальной чередой. Наросы выровняли давление и очистили атмосферу. Очевидно, возможность аварии принимали тут всерьез.

На это ушло несколько минут. Камера шлюза была рассчитана на прием многочисленного экипажа и пассажиров крупного транспортного лайнера.

Наконец перед дверью в холл загорелся зеленый огонек. Дверь исчезла в толще стены, и мы узрели Тарроусена. Он стоял прямо перед нами, загораживая проход. Выражение его лица прекрасно свидетельствовало о том, сколько самообладания ему потребовалось, пока он терпеливо разглядывал поверхность двери, порог которой нам предстояло переступить.

— Ну, наконец-то, — произнес он и протянул руку. Сделал он это так, точно эти девять лет мы проразвлекались в садах иорданских.

Я пожал его руку, упрятанную в жесткой, точно подогнанной перчатке, и пригляделся повнимательнее.

Он был последним человеком, с которым я разговаривал перед стартом. Что, впрочем, понятно, поскольку он руководил отрядом пилотов с незапамятных времен, по крайней мере, для меня незапамятных.

Девять лет сделало свое. Его волосы побелели, морщины возле губ превратились в глубокие борозды. Он был в полном вакуум-скафандре. Со шлемом под мышкой он выглядел пилотом, готовым отправиться в патрульный полет. Он улыбнулся, пожимая руку Алебу, но его но его глаза скользили по стенам коридора, словно он в любое мгновение ожидал удара метеорита.

— Ладно, пошли, — произнес и остсушил в сторону. В его голосе прозвучало облегчение.

Мы без слова обогнули его и направились в сторону кабин. Коридор не был освещен, и чуть погодя я привычно потянулся к шлему, чтобы включить вмонтированную в него точечную лампу.

— Мы перешли на собственное обеспечение, — раздался у нас за спиной голос Тарроусена. — Экономим…

Прозвучало это, должно быть, забавно. Я невольно скривил губы.

— В самом деле? — бросил Алеб тоном вежливого удивления.

Вот уже несколько десятков лет все орбитальные объекты, так же, впрочем, как и большинство транспортных ракет в первой планетарной зоне, получали энергию с Земли. Лазерные эмиторы, собранные в шесть батарей, расположенных вдоль экватора, оказались проще и удобнее в эксплуатации, чем тысячи рекаторов и генераторов, установленных непосредственно на объектах, как правило удаленных от источников лантаноидов или же природных месторождений всех других видов топлива. Потери энергии, пересылаемой узконаправленными фотонными пучками, были практически равны нулю.

Двери в центральное помещение станции — именуемое навигаторской, хотя кроме вспомогательной аппаратуры связи, в нем не было ни одного пульта управления — стояли раскрытыми настежь. Мы переступили стальной порог, и, не задерживаясь, направились к некогда белому, дугообразному столу, обставленному разноцветными креслами. В одном из них сидел пожилой мужчина, который теперь с трудом поднялся и сделал шаг в нашу сторону. Я разу же узнал его. Это был Онеска, биоматематик. Его уравнениям такие, как я, обязаны преодолению порога перегрузок при ускорениях, позволяющих серьезно думать о звездах, по крайней мере, ближайших. Столетие профессуры Онески, объявленное еще до старта «Дины», пришлось как раз на время нашего отсутствия.

— Прекрасно, что вы явились, — произнес он низким, звучным голосом, в котором я однако уловил нотку, свидетельствующую о усталости и даже о скрываемом напряжении. — Только вас мы и ждали… Сказал им? — обратился он к Тарроусену.

Тот покачал головой. Профессор выждал минутку, словно прикидывая, как справиться с заданием, после чего поочередно ощупал глазами Ала и меня, вздохнул, выпрямился, повернулся к столу и склонился над ним, поглаживая ладонями его белую поверхность.

— Прежде всего, — начал он сухим, деловым тоном, — не воображайте, что произошло что-то скверное. Наоборот. По крайней мере, так считается. Попросту — мы отозвали экипажи со всех станций и внеземных объектов. Поэтому вас никто не поприветствовал на границе системы, и даже тогда, когда вы уже вошли в плоскость эклиптики. Мы — последние. С позавчерашнего дня нам здесь делать нечего, кроме как дожидаться вас. Через десять минут мы покидаем станцию. Тогда ей перестанет быть нужна энергия. Так же как прочим лунным и орбитальным базам. Поэтому Земля остановит генераторы батарей.