Богдан Петецкий - «Рубин» прерывает молчание

Не могу сказать, как долго я торчал без движения, бездумно всматриваясь в гладкую поблескивающую сталь и прислушиваясь, как будто я действительно надеялся что-либо услышать. Наконец, я опомнился. Машинально протер глаза и огляделся вокруг.

Свет, пронизывающий внутренность зала казался шедшим как бы из самого материала из которого были сделаны стены. Куда бы я ни посмотрел, я должен был жмуриться как будто именно в этот момент смотрел в направленный на меня прожектор. Но тут не было никаких прожекторов. Белые стены с несколькими десятками одинаковых отверстий, через которые в случае крайней нужды смогла бы протиснуться исхудавшая крыса. Я заглянул в ближайшее. С освещением, во всяком случае, они не имели ничего общего: узкая щель, ведущая в никуда. Заделанная наглухо, словно замурованная. Посередине покинутая машина. Округлая, как и все здесь. Плоский щит с небольшой выпуклостью в центральной части, несущей на ободе ряд обитых черным материалом кресел. Брошенное оружие, как бы бесполезное без обслуги. За машиной — устье туннеля. Все еще открытое, искушающее перспективой, и обозначенной мягким желтоватым светом. Но я не затем позволил себя сюда, чтобы возвращаться той же самой дорогой, не достигнув ничего.

Я попробовал восстановить в памяти положение выхода туннеля и его длину. Но напрасно. Не хватало пунктов ориентации. Земные критерии были тут так же пригодны, как, скажем компас.

В который раз я окинул взглядом стену и меня внезапно ударила мысль, от которой по спине у меня промаршировали ледяные мурашки. Эта крепость или караульная была построена не для развлечения. Пусть ее, что для условий войны тысячелетней давности. Но в одном отношении она была и могла оказаться даже чересчур современной. И достаточно хороша, чтобы я уже никогда не увидел ручья, где меня ждал Мота.

Экран. Если для строительства они применили достаточное количество металла…

Я стоял секунду как пораженный молнией.

Тишина стала почти осязаемой, я поддался впечатлению, что зал медленно, неумолимо наполняет какая-то клеистая жидкость.

Поведение людей, мертвенность города, неподвижность, все это действовало парализующе, даже если знаешь, что уйти — это только вопрос времени. Это время могло сейчас немного протянуться. Как та плоскость во время «концерта». На одну бесконечность.

Я откашлялся и ненатуральным беззаботным тоном сказал:

— Внимание, Мота! Меня привезли в подземный зал какого-то бункера. Это одно из строений на краю города, входящих в систему обороны. Я приехал сюда на таком подносе с креслами. Они сошли с них и пошли себе. Я один. Жду! Но если бы ты спросил то я не имею намерения ждать слишком долго. Может, в конце концов кто-нибудь соизволит мной заняться. Если нет, пусть батареи на правом крыле развалят несколько башенок, тех, с округлыми крышами. Или сожгли их лодки на пристани. Надеюсь, они сумели связать это с моим визитом.

Я кончил. Секунду я вслушивался в увеличенное эхо моего голоса, которое трепетало между стенами и унеслось вглубь туннеля.

Тишина. Мота не мог ответить. Даже если до него дошло то, что я сказал. Если нет, и так не о чем задуматься. А если здесь, видимо, требуют более убедительных аргументов.

Тишина. Я не должен нервничать. Это уменьшает шансы. Я в лучшей ситуации, чем люди, которые находятся за этими стенами. У них есть я. И только я! Скажем, еще Вианден, если это правда. Я являюсь угрозой для города. Для всех них. Я должен быть терпеливым. Это я их пережду, не они меня!

Да. При одном условии. Если Мота слышал мой голос. Если эти стены не слишком хороши для наших передатчиков.

Я глубоко вздохнул и подчеркнуто медленным шагом подошел к плоской машине. Я расположился в первом краю кресле и опустил веки. Тот час перед моими глазами появилась картина города, который я только что оставил. Я не хотел о нем думать. Меня нисколько не касается, как они живут и умирают. Оценка их понятий и амбиций — не мое дело. Во всяком случае, ничто меня к ней не принуждает. Но в конце концов не требуется много знать, чтобы догадаться о чем тут идет речь. Ни о чем. Такова правда. Их ничто не касается.

Ну, хорошо. Если так, они не должны придавать значения моему присутствию. При условии, что они не признают его более, чем эпизодом, в конечном счете угрожающем лишь их любви к покою. В этом я их мог бы убедить. Если бы, конечно, случилась такая оказия.

Я широко открыл глаза. Еще секунда — и я бы заснул. Я поглядел на часы. Через два с половиной часа начнется день. Два с половиной часа — это ничего особенного. Их можно просидеть над книгой. Даже не заметив этого. Проболтать в клубе. Побродить с псом по парку.