Богдан Петецкий - «Рубин» прерывает молчание

Перед одним из домов, тут же на вершине холма, парнишка ловко соскочил с тротуара и не поворачиваясь подошел к низкой калитке, сделанной из какого-то полупрозрачного материала. Ее верхняя планка была украшена небольшими шарами, переливающимися всеми цветами радуги. Он дотронулся до одного из них, по крайней мере, так мне показалось, и вошел на тропку, выложенную словно толстым слоем плюша или же бархата. В тот же самый момент передняя полукруглая стена дома раздвинулась и на фоне падающего изнутри дома света вырос темный силуэт женщины. Парнишка замер, только на секунду. Я успел продвинуться в сторону дома, на каких-нибудь два-три метра, когда поворачиваясь и показывая на меня пальцем, он закричал обвиняющим тоном:

— У него нет своей лиили! И он не отсюда! Я хотел сооле!

Фигура в открытой стене заволновалась. Я сделал еще один шаг и остановился. До меня дошел приглушенный звонок словно бы телефона. После чего от двери дунуло тихое:

— Извините…

— Он сказал, что у него нет лиили! — тянул свое парнишка.

Правда, что это была его месть за сооле, которых он не получил. Правда, что я стремился к созданию именно такой ситуации. Но в поведении малыша было что-то большее, чем обычная детская реакция, вызванная пережитым разочарованием. Я не пробовал определить это точнее. Тем не менее, хорошо, что наши дети другие!

Я выпрямился. Конец прогулкам. Время попрощаться с этим городом и с этими людьми. Попрощаться, или…

— Я прибыл с Земли, — бросил я, глядя в сторону фигуры, лицо которой и в дальнейшем оставалось невидимым. — Поэтому, не имею этого, как там… лиили, — объяснил я. — Я хочу сконтактироваться с властями города… Внимание, Мота, — продолжал я тем же тоном. — Я проводил встреченного на улице ребенка домой. Говорю с его матерью… если это можно назвать разговором. Буду стараться говорить. Если я замолчу больше чем на три минуты, ты знаешь, что делать. Я не имею ни малейшего желания оставаться здесь. Никому этого не желаю, — мой голос перешел в ядовитое шипение.

Тишина. Женщина, перед ней ребенок, а в трех метрах далее — я. За моей спиной открытая калитка. Не дальше, чем в пяти шагах. В первый раз с захода солнца я почувствовал холод.

С улицы долетел какой-то шелест. Ничего больше. Никакого сигнала, шума двигателя, шагов. Я оглядывался и увидел две головы, торчащие в цилиндрических формах шлемах, едва открывающих половину лица. Дальше, перед калиткой виднелась какая-то машина, напоминающая на первый взгляд карусель. И не слишком большая. В креслах, прикрепленных на плоском шите вдоль его окантовки, были люди. Перед каждым из них, на прямоугольной стойке укреплена какая-то продолговатая конструкция. Все целились сейчас в мою сторону.

Я сделал шаг к молчаливым фигурам в шлемах.

— Я с Земли, — повторил я. — Мне нужно поговорить с вашими властями. Сразу же потом я улечу. Мы не имеем намерения вмешиваться в ваши дела. Я должен был, однако, принять определенные меры. Город окружен. Если мы придем к соглашению, вам ничего не грозит. Только не пробуйте меня перехитрить. Я имею связь с нашими отрядами. И в случае чего вы в тысячную долю секунды перестанете существовать вместе со всем, что вы тут понастроили!

Они не двинулись. Словно их не касалось то, что я сказал. И что вообще что-то говорил. Я скосил глаза в сторону дома. Силуэт женщины по-прежнему заполнял собой прямоугольник, возникший в результате того, что стена расступилась, но парнишки уже не было. Я не слышал, как он уходил.

Я снова повернулся к прибывшим. Ничего не изменилось. Округлая машина, нашпигованная стволами, люди, сидящие без движения, словно ожидающие, что зазвучит шарманка, и круг двинется, увлекая их в мир иллюзий. Те двое, передо мной, производящие впечатление, что не очень хорошо знают, что будет дальше. Я был сыт по горло этим.

Я сделал шаг вперед. Они отступили, но не ушли с дороги. Я вынужден был остановиться.

— Внимание, Мота! — сказал я. — Уже тут. Какая-то плоская тарелка с компанией полицейских. Стоят и ждут, что я сделаю. У меня нет оружия, — сменил я тон и поднимая руки, чтобы они могли хорошенько осмотреть меня. В падающем от дома свете засверкала чешуя блузы. Они подняли головы. Глаза их расширились. Я опустил руки и усмехнулся.

— Я взял это у одного из ваших, — сказал я. — Он в безопасности и просит, чтобы вы были вежливы. Иначе он никогда уж не увидит своего города.

Я не успел кончить, когда один из них нагнулся, взял блузу в обе ладони и осторожным движением притянул к себе. Я отдал ему ее без сопротивления. Потом он отступил, освобождая проход.