Вячеслав Куприянов - Клуб любителей фантастики, 2003

Отдыхать я не стала и сразу взялась за проверку бортовых систем, которую в другой ситуации сделал бы Ратмиров. Я с минуты на минуту ожидала его появления. На этот случай я зарядила парализатор. Прогрела топливные насосы, ввела в компьютер начальные данные, проверила систему навигации. Ратмиров не шел.

Я сознавала, что поступила подло. Я лишила его энергии, пищи и понимала, что этой ночи Ратмиров не переживет ведь из глупого упрямства он не вернется на борт. Он из тех, кто лучше умрет, чем признает свое поражение.

Оставалось еще немного времени, и я открыла бортовой журнал. Планета непригодна для колонизации, записала я, сутки слишком длинны, большая разница между дневной и ночной температурами, враждебная фауна, ядовитая флора. Оставалось занести в бортовой журнал дату и причину гибели Ратмирова. Надолго задумавшись, я так и не смогла сформулировать фразу. Оставалось меньше часа и я направилась в кабину.

Я еще раз проверила бортовые системы, включила круговой обзор и тут увидела его. Я настроила экраны на максимальное увеличение. Ратмиров брел, понурив голову, за ним шли гурьбой павиноты, не меньше дюжины.

Я срочно прервала все программы старта и кинулась отдраивать люки. Наконец, управившись с тяжелым механизмом и схватив парализатор, вышла наружу. Ратмиров подошел и, пряча глаза, проворчал:

— Оставайся здесь.

— Нет любимый, — ответила я — полетели со мной, — и с этими словами выстрелила в него из парализатора.

За полчаса мне кое-как удалось втащить его вовнутрь. Стартовать в таком состоянии было нельзя. Сердце Ратмирова, полупарализованное, могло не выдержать перегрузки. На борт «Кашалота» я отправила радиограмму: «Ратмиров доставлен на борт посадочного аппарата в парализованном состоянии. Возможна задержка со стартом не более суток. Мак-Алистер». В ответ пришли только уточненные данные движения корабля для бортового компьютера.

Я заново проделала все предстартовые процедуры, периодически бегая к Ратмирову и проверяя его самочувствие. Я рассчитала новую траекторию с учетом опоздания. Чтобы догнать «Кашалот», пришлось увеличить перегрузку при старте и существенно удлинить активный участок траектории, что влекло за собой дополнительный расход топлива. Необходимый запас у меня был.

Вокруг, сколько хватало глаз, простирались горы песка, оранжевого, словно раскаленный металл. Из-под копыт ослика доносился монотонный скрип, воздух дрожал от жары, и солнце висело над пустыней ликом разгневанного бога.

Менемхет миновал гряду дюн, похожих на застывшие морские волны, и остановил ушастого скакуна. Огляделся и едва не вскрикнул от радости — на западе виднелась темная точка.

Вершина Черной Пирамиды, в которой жрецы проходят последнее испытание перед посвящением в высшую мудрость Светоносного Ра.

Ослик недовольно дернул ушами, когда седок ткнул его пятками, но затрусил в нужном направлении. Это животное было выведено для путешествий по пустыне, и жару переносило легко, почти как верблюд. Наездник же истекал потом, а горячий ветер пробирался ему под капюшон и сушил лицо.

Темная точка на горизонте приближалась, и вскоре стало видно, что это на самом деле пирамида. Гораздо меньше тех, в которых спят фараоны Первых Династий, и черная, словно помыслы злодея.

Стояла пирамида у небольшого оазиса, и вид зелени вызвал прилив бодрости у серого скакуна и приступ нетерпения — у его наездника. Менемхет втянул ноздрями воздух, ощущая, что тот уже не такой сухой, а ослик заревел, настойчиво требуя воды.

Словно в ответ на ослиный крик заросли колыхнулись, и к самому краю оазиса вышел человек. Высокий, в оранжевой, под цвет пустыни, накидке жреца. Солнечные блики играли на голой, словно валун, голове.

Менемхет поспешно соскочил с седла, склонился в низком поклоне.

— Встань и подойди, — раздался сильный глубокий голос. Так мог говорить лишь человек, сознающий свое могущество.

Менемхет послушно встал и зашагал к встречавшему его жрецу.

Ослик покорно трусил следом.

Вблизи стало видно, что глаза у обитателя оазиса редкого для страны Кемт синего цвета. Словно утреннее небо, когда оно еще не выжжено беспощадным солнцем.

— Меня зовут Ашнетах, — проговорил он, когда Менемхет подошел. — Я хозяин Темного Пути. Пойдем.