Петр Лечёв - Чтобы никто, никогда...

Джим вздрагивал и останавливался, его слух тревожно ловил шорохи и хрусты чернильной ночи чужих гор, и чудилось ему, будто во мраке зарослей плачет, как нетопырь и рычит подгулявший навигатор. Мороз пробегал по коже юнца Джима от этих шакальих завываний, но он убеждал себя, что все ему лишь мерещится, и понапрасну так убеждал он себя, ибо, как знает читатель, Тим Келли и в самом деле в этот момент продирался через буераки и репейники в сторону ракеты, и свирепый рык мог на этой беззлобной планете принадлежать только ему.

Далеко не все устраивало Джима в его родной стране. Великое множество старых книг находилось под запретом, а новые выпускались под строжайшим надзором святой цензуры; в кино и театрах шли только те представления, что устраивали официальных представителей Учения, остальные не разрешались. Мучил Джима и квартирный вопрос — жилищный кризис давно стал нормой быта в Штатах, ибо церковники научно обосновали необходимость проживания в кельях, выдернув из библии благостный афоризм: в тесноте да не в обиде!

Но Джим обижался. Молодые силы кипели в нем, и мысленно он не раз примерял их к крепости власть имущих церковников. Увы, соотношение было не в его пользу. Но теперь в нем горела новая надежда — правда о Лее всколыхнет оболваненные массы. И правду принесет он — Эй-ты-Джим!

«Всколыхнуть-то всколыхнет, — сомневался он, — но к тому времени, когда правда о Леа станет достоянием широких слоев, монополия церковников успеет окончательно изгадить невинную Леа. Гангстеры хлынут сюда якобы затем, чтобы обратить леанитов в истинную веру, заварят кашу, которую потом вовек не расхлебать. Нет, нельзя допустить такого. Взорвать, взорвать ракету. И человек, у которого хватит на это решимости, есть — это он, Джим! Власть имущие сочтут экспедицию погибшей и поскупятся слать сюда вторую экспедицию. А со временем… со временем приятели Джима прилетят за своим другом на Леа, и все узнают о его подвиге!»

Так размышлял молодой бортмеханик Джим, и экстаз подвига заливал его душу. Он шел все быстрее и быстрее, покуда, наконец, не побежал, спотыкаясь о камни, проваливаясь в невидимые трещины.

Три человеческие тени появились у ракеты почти одновременно, все с разных сторон. Три длинных луча прошили фиолетовый сумрак поляны и с сухим треском вонзились в топливный бак корабля. Столб огня метнулся в самое поднебесье и осветил три непоколебимые фигуры. Пастора, воздевшего вверх золотое распятие и сборник статей отцов Учения; навигатора Тима Келли с ожерельем на шее и бутылкой в руке; Эй-ты-Джима — с лучеметом наизготовке. И каждого поразило спокойствие остальных.