Анатолий Бритиков - Дом с привидениями

Десантники ходили вялые, говорили тихо, зарядку не делали и даже не позавтракали. Когда же Эррера утром взглянул на экран, он не поверил себе. С телевизора глядел на него не моложавый и уверенный, непроницаемый и строгий капитан, а старик с морщинистым лицом и покрасневшими глазами. Старый человек, подавленный горем.

— Пора начать суд! — зло сказал Эррера после несостоявшегося завтрака. — Занятие неприятное, но необходимое! Приведите Пуйярда! — В торжественную минуту он, незаметно для себя, заговорил, как Кэндзибуро Смит, значительно и официально.

Привели связанного преступника. Он сел, прислонился к ноге ракеты и начал молча рассматривать бывших товарищей, как будто впервые их увидел.

— Антуан Пуйярд, — Эррера встал, — почему ты убил своего товарища Рэда Селинджера?

— Я был голоден.

— Но ведь ты же человек! — не выдержала Ютта.

— Я был голоден. Ты ошибаешься, Ютта, я не был человеком. Я был синим лебедем. И я больше не хочу быть человеком. Человек не единственная форма разумной жизни. Я хочу остаться здесь!

Казалось, что из тени ракеты светят два угля.

— Но ведь и остальные были синими лебедями, но они не убили!

— Я раскаиваюсь в содеянном. Но я был голоден, очень ослабел, а в нем было много пищи! Поймите это!

— Нечего церемониться с этим негодяем! — закричал Гаррисон. — Он только делает вид, что не понимает. Убил товарища, потому что хотел пожрать! Он хуже зверя! Он… он! Дай мне пистолет, Эр-рера, я сам разрежу его на четыре части!

— Прекрати истерику, Том… Антуан, твое объяснение несостоятельно. Гидры не едят друг друга, даже когда очень голодны. Гидры не едят… Кругом был лес, кусты, трава. Еда была!

— Вы судите меня за убийство? — Пуйярд постепенно возбуждался. — А я повторяю, я был тогда синим лебедем!

— Мы судим тебя, кроме этого, за измену! За измену человеческому образу жизни! Но и за Рэда тоже! — голос Эрреры был тверд.

— Как у него с психикой, Мзия? — спросил Том.

— Нормально. Он вменяем. Спокоен. — В ее голосе была горечь.

— Нет! — раздался крик. — Он ненормален! Он сошел с ума!

— Не кричи, Жаннет, — тихо сказал Антуан. — Мзия права, я нормален. Я просто не хочу на вашу зараженную Землю. Я хочу остаться в Медовом раю… И вы не смеете меня судить по вашим законам. Я житель Медового рая, а вы люди Земли.

— Возьмите его с собой! — крикнула Жаннет. — На Земле его вылечат от безумия. Он не преступник! — На нее жалко было смотреть. — Он жертва опасного эксперимента! Его нельзя бросать! Это все равно что бросить калеку или раненого!

— Жаннет, не я, а вы калеки. Вы можете остаться на прекрасной планете властелинами народа. Самыми могущественными, сильными, свободными. Никому ничем не обязанными. Не связанными никакими обязательствами ни перед кем. Вы можете не видеть толпы меднорожих энтузиастов труда. Дышать воздухом и быть вольными, как… синие лебеди! Жаннет, пойдем со мной. Здесь мы заведем детей. Ты ведь хотела иметь детей?

— Я не хочу, чтобы мои дети были гидрами! — Жаннет зарыдала.

Наступило молчание, прерываемое всхлипываниями женщины.

— Мзия, — офицер нашел ее глазами, — а что ты скажешь?

— Я боюсь оказаться пристрастной, — ровным невыразительным голосом сказала она. — Мне больно за Жаннет.

— А действительно, правы ли мы, осуждая Антуана? — Эррера думал вслух. — Кто знает, как работает “обратная связь” при переходе от гидры к человеку? Я очень любил Рэда, — офицер помолчал. — Очень… Но, убив одного, надо ли и второго?

Наступило долгое мучительное молчание. Ответила Ютта.

— Может, мы и не будем его убивать, — сказала девушка. — Но мы судим убийцу. Мы судим предателя, человека, отказавшегося от Родины, от творческого труда, ради сытости и власти!

— Ради свободы! — рванулся вперед Антуан. — Эти полуживотные станут у меня разумными. Я дам им цивилизацию! Я дам им искусство, и я буду свободен и крылат, а вы останетесь рабами друг друга!

— Нет, — сказал ему, сидевший до этого тихо, Том, — не научишь. Искусство там, где есть борьба, движение духа! Искусство может удовлетворить ищущего, возбудить остывающее сознание, указать дорогу потерявшемуся в мире, но что оно может дать отупевшему от сытости?

— И я скажу — нет, — произнес Эррера. — Пусть я останусь рабом восьми миллиардов подобных мне на грязной, по твоему выражению, Земле. Я буду чистить этот нужник, пока он не станет лучше Медового рая. Мне не нужно власти на планете, где нечего делать! Я человек, и мне нужны заботы! И вот, что я еще скажу: да, мы слишком долго упражнялись в стрельбе. Мы были готовы защищаться и убивать. Мы убили, первыми убили разумное существо. Но еще страшнее то, что мы не были готовы к борьбе со сладкой отравой сытого и опасного безделья. Не справились с ароматом благополучия! Но отступником среди нас оказался один. Только Антуан не хочет оставаться человеком.