Нина Пунтус - Город дождя

– Прошу прощения, но я не собираюсь окончательно запачкать своё новое пальто. Но охотно помолчу, если у вас нет желания общаться, – недовольно ответил он.

– Понимаю. Наверно, к ужину вы всегда переодеваетесь.

Он что-то фыркнул, и, наконец, оставил меня в покое. Не стоило его злить. Сказать по правде, мне совсем не хотелось думать о чём-либо. Я посмотрела на противоположную сторону – тот ряд был практически пуст, если не считать одной палатки, где продавались различные плитки и раковины. Хозяина палатки там не было. Возможно, его вообще уже не было. Рядом с палаткой, на улице, одиноко стояла ванна, через края которой лилась дождевая кровь.

Когда здесь шли особенно долгие и обильные дожди, меня тревожило лишь одно – что если однажды лить не перестанет и земля устанет впитывать влагу? Но ливни всегда кончались, чтобы вернуться вновь, хотя забывали забрать с собой страхи.

Эта ванна напомнила мне легенду о Кровавой Графине, которая жила в 16 или 17 веке. Она прославилась тем, что убивала молодых девушек для того, чтобы регулярно принимать кровавые ванны, которые, как она считала, омолаживали её стареющую кожу. Конечно, это всего лишь легенда, и никто не знает, что было на самом деле, но я вполне уверена в правдивости этой истории. Женщина (да и не только женщина) способна на многое, чтобы обмануть время и суметь избежать старости. К сожалению, мало кто хочет думать о том, что время за это мстит. Моя тётя не раз ложилась под нож пластического хирурга, но прошли годы, и на её лицо стало невозможно смотреть без отвращения.

Я не знала более подлого и злого человека, чем она. Тётя за что-то ненавидела меня, и когда приходила в гости к родителям, то всегда пыталась как-то задеть или унизить меня. Думаю, она просто завидовала моей молодости. Наверно, если бы она жила в ту древнюю эпоху, и кто-то шепнул ей об этом зверском способе омоложения, она бы, ни минуты не колеблясь, кинулась его опробовать.

Я не дерзила тёте в ответ, и равнодушно относилась к её нападкам, и даже к её новому мужу, хотя у меня были настоящие причины его ненавидеть. Никогда не забуду тот вечер, его наглые руки на коленях и слюнявый рот. Противно, гадко, уничтожающе. Я никому не говорила об этом, и выполнила обещание, которое дала ему – унести эту тайну с собой в могилу. Скорее всего он рыдал от счастья на моих похоронах, попутно пытаясь выяснить не оставила ли я предсмертной записки, в которой бы говорилось о его грязных домогательствах. Но он заслуживал только одного слова, которым не хотелось марать бумагу. В своей предсмертной записке родителям я написала всего несколько строк: “Простите. Вы ни в чём не виноваты. Я люблю вас, но не могу по-другому”. Саше я написала целое письмо, но потом сожгла его в раковине. Это были не те слова, но я уверена - он понял и простил меня.

Надеюсь, он не любил меня больше, чем я того заслуживала. Однажды он сказал мне, что без любви человек всего лишь призрак, что любовь и есть бог, и есть настоящий смысл жизни. Почему-то это мнение так популярно в нашем мире, который знает столько историй, когда любовь приводила к гибели, становилась причиной жестоких войн, заставляла убивать не только себя, но и других. Знаю, найдутся люди, которые с умным лицом уверенно скажут, что там была не любовь, а там – катастрофическое неумение любить, что любовь – это чувство, которое связано с нервной деятельностью организма или небесный дар, делающий нас человеком. Но я знаю только одно – любовь может сделать тебя как сильным, так и слабым, как счастливым, так и несчастным, как бессмертным, так и навсегда умершим. В любом случае, она часто делает больно, и лучше держаться от неё подальше.

Когда-то я, как и все маленькие нежные девочки, верила ей, ждала прекрасных принцев из далёкой страны грёз, и думала, что всегда буду счастлива в этом мире. Последний раз я чувствовала подобное, когда гостила у Саши на даче давними летними вечерами. Тогда нам казалось, что наши уединённые каникулы будут длиться вечно. Мы бесились, делали всякие глупости, купались, гуляли у легендарного озера Бросно, в котором, согласно древним преданиям, живёт опасное чудовище, устраивали пикники, и думали, что ничего больше не имеет значения, кроме звенящего легкого веселья и невесомости молодых тел.

Только последний вечер перед возвращением в город испортил наше счастье. Мы посмотрели “Мост в Терабитию”, и Саша, молчавший в течение всей заключительной части фильма, неожиданно обнял меня, стал гладить по волосам, целовать, твердить, что умрёт, если меня не станет. В тот вечер вино одурманило мой рассудок, и я позволила целовать себя, сама подставляла шею и губы, хотя понимала, что между нами не может быть ничего, кроме дружбы. Я любила его, как брата, и считала, что ненужная близость только испортит наши дружеские отношения. Поэтому вскоре я нежно и одновременно решительно отстранила его от себя, попросила не мучить нас обоих, сказала, что завтра во всём разберемся, что это просто действие алкоголя. От последних слов мне самой было гадко – именно так потом оправдывался муж тёти. Саша вновь стал признаваться в любви, сдерживая слёзы, говорить о нашей будущей жизни, свадьбе, крепкой семье. Но я почти не слушала его, а только печально смотрела на его горящие влажные глаза, напряжённое лицо, белую рубашку, перепачканную чёрной помадой, скомканную простынь, попутно пытаясь привести в порядок растрёпанные волосы. Утром мы договорились забыть этот вечер, и никогда больше не говорили о нём. Со временем я убедила себя в том, что его чувства ко мне давно прошли, и, что даже, возможно, он никогда не любил меня, а просто влюбился на несколько дней, как наивный зелёный школьник.