Айзек Азимов - Фантастическое путешествие II

— Не говорите глупостей.

— Неужели вы думаете, мы верим, что вы не хотите минимизироваться просто из страха? Что вы отказываетесь от шанса получить известность, славу и доказательства своей правоты после стольких лет презрения и унижений лишь из-за сиюминутного страха? Разве вам все это к лицу, Альберт? Это лишний раз доказывает: вы — мошенник, и мы без промедления раструбим об этом всему миру.

— Американцы не станут верить советским бредням о соотечественнике-ученом.

— О, Альберт! Они непременно поверят. После того, как мы вас отпустим и объясним что к чему, это обязательно появится во всех американских газетах. Они будут заполнены статьями о вас. У вас же самая предприимчивая пресса в свободном мире. Вы же так любите повторять, что они живут по своим собственным законам. Они так собой гордятся и никогда не упустят момента покрасоваться перед нашей более консервативной прессой. О, они так раздуют эту историю: «Американский жулик надул тупых русских»! Я уже вижу, как ваши газеты пестрят этими заголовками. А ведь, Альберт, вы можете заработать хорошие деньги, читая лекции на эту тему. Допустим, такие: «Как я уделал этих сопляков». Потом вы перескажете эти нелепицы, в которых пытались нас убедить, пока вас самих не раскусили. И публика будет смеяться до припадков, до исступления...

Моррисон проговорил полушепотом:

— Наталья, почему вы хотите сделать подобное со мной?

— Я? Разве это я? Вы сами добиваетесь этого. Вы хотите уехать домой. Поскольку нам не удалось убедить вас поверить в минимизацию, нам ничего не остается, как согласиться на ваш отъезд. Ну, а за этим логически следуют все те шаги, которые мы вынуждены будем предпринять.

— Я не могу вернуться домой на таких условиях. Я — не самоубийца.

— А кого это волнует, Альберт? Равнодушную к вам жену? Ваших детей, которые не хотят больше знать отца и могут даже поменять свою фамилию? Ваш университет, из которого вас выгнали? Ваших коллег, которые потешались над вами? Ваше правительство, которое забыло о вас думать? Наберитесь мужества и признайте, что никому до вас нет дела. Сначала всеобщий хохот страны, а через некоторое время вас оставят в покое и забудут навсегда. А когда вы умрете, вам не напишут некролога. Разве что какая-нибудь заштатная газетенка вытащит напоследок этот старый анекдот, как последний плевок на вашу могилу.

Моррисон покачал головой и произнес тихо:

— Я не могу поехать домой.

— Но вам придется. Мы не можем оставить вас, коль вы не хотите нам помочь.

— Но я не могу вернуться домой на ваших условиях.

— А что, у вас есть выбор?

Моррисон взглянул на женщину, смотревшую на него с таким участием.

— Наверное, есть, — прошептал он.

Баранова долго смотрела ему в глаза:

— Боюсь ошибиться, Альберт. Выскажитесь более ясно.

— У меня два пути, не правда ли? Согласиться на минимизацию или на крах собственной жизни.

Баранова вытянула губы:

— Ну зачем же такие крайности? Я бы выразила это по-другому. Или вы еще до обеда соглашаетесь помочь нам, или в два часа дня вас доставляют на борт самолета, вылетающего в США. Что скажете? Сейчас почти одиннадцать. У вас есть час на размышления.

— Зачем? Что может изменить этот час? Я пойду на минимизацию.

— Мы пойдем на минимизацию. Вы будете не один.

Баранова нажала какую-то кнопку в столе. Вошел Дежнев.

— Ну что, Альберт? Судя по твоему унылому виду, сдается мне, ты согласился помочь нам.

Баранова остановила его:

— Обойдемся без твоих комментариев. Альберт поможет нам, и мы будем ему за это благодарны. Он принял решение добровольно.

— Кто в этом сомневается, — заметил Дежнев. — Как ты достала его. не знаю, но я ни минуты не сомневался, что у тебя получится. Должен и тебя поздравить, Альберт. На этот раз она потратила больше времени, чем обычно.

Моррисон смотрел на них пустыми глазами. У него было такое чувство, будто он проглотил целиком сосульку, но она не таяла внутри, а, наоборот, замораживала внутренности. Его всего колотило.

Хотя во время обеда Моррисон пребывал в каком-то оцепенении, но уже ощутил, что давление на него прекратилось. Он не слышал больше действовавших на психику голосов, энергичных объяснений и доводов, не замечал навязчивых улыбок и склоненных к нему голов.