Вошли два человека. Один из них, тот, чье лицо он увидел в глазок, сказал:
— Я надеюсь, вы помните меня.
Моррисон и не попытался встать из постели. Теперь он был тем центром, вокруг которого все вращалось, по крайней мере пока, и он хотел попользоваться этим. Он просто небрежно приподнял руку в приветствии и сказал:
— Вы — тот самый агент, который хотел, чтобы я поехал в Советский Союз. Родано, не так ли?
— Да, Фрэнсис Родано. А это профессор Роберт Джей Фриар. Я думаю, вы знаете его.
Моррисон поколебался, затем учтивость заставила его подняться с кровати.
— Здравствуйте, профессор. Я, конечно, знаю вас и много раз видел ваши выступления по холовидению. Рад лично с вами познакомиться.
Фриар, один из «видных ученых», чьи фотографии и появления на ХВ сделали его лицо знакомым огромному количеству людей, напряженно улыбнулся. У него было круглое лицо, бледно-голубые глаза, отчетливая вертикальная морщинка между бровями, румяные щеки, крепкое телосложение при средне росте и живой взгляд. Он сказал:
— А вы, как я понимаю, Альберт Джонас Моррисон.
— Вы правы, — спокойно ответил Моррисон. — Мистер Родано может это подтвердить. Пожалуйста, присаживайтесь и простите мне мою вольность. Я останусь на кровати. Мне понадобится, пожалуй, год отдыха, чтобы все наверстать.
Оба посетителя уселись на большой софе и повернулись к Моррисону. Родано несколько натянуто улыбнулся:
— Я не могу обещать вам столько времени на отдых. По крайней мере, пока. Кстати, мы только что получили сообщение от Эшби. Вы помните ее?
— Официантку? Еще бы. Если бы не она...
Мы знаем подробности, Моррисон. Она просила передать вам, что ваши друзья уже выздоровели и по-прежнему без ума друг от друга.
А как сама Эшби? Она сказала мне, что готова покинуть Малград, если Вашингтон сочтет это нужным. Я доложил об, этом ночью.
— Да, мы обязательно вытащим ее оттуда. А теперь, боюсь, должен еще раз побеспокоить вас.
Моррисон нахмурился:
— Сколько это будет продолжаться?
— Я не знаю. Вы должны все принимать как есть. Профессор Фриар?
Профессор кивнул.
— Доктор Моррисон, вы не будете возражать, если я запишу наш разговор? Нет, лучше так. Я собираюсь записать наш разговор, Моррисон.
Он достал из портфеля небольшой компьютер последней модификации.
Родано вкрадчиво спросил:
— Куда пойдут эти записи, профессор?
— На мое записывающее устройство, мистер Родано.
— Которое находится...
— В моем офисе в Министерстве обороны, мистер Родано. — Затем с некоторым раздражением он добавил:
— В моем сейфе в Министерстве обороны, и сейф и записывающее устройство надежно закодированы. Это вас удовлетворяет?
— Начинайте, профессор.
Фриар повернулся к Моррисону и спросил:
— Это правда, что вы подверглись минимизации, Моррисон? Лично вы?
— Да. Я достиг размера атома в то время, как корабль был размером с молекулу глюкозы. Я провел большую половину дня внутри живого человеческого тела, вначале в крови, затем в мозгу.
— Это правда? Может быть, внушение или что-то еще?
— Пожалуйста, профессор Фриар. Если бы я действовал под гипнозом, мои показания не имеют никакого значения. Мы не сможем продолжать, пока вы не признаете, что я в здравом уме и мои слова адекватно отражают реальность.
Фриар поджал губы и сказал:
— Вы правы. Для начала мы должны сделать заявление, и я его делаю, что вы совершенно здоровы и на ваши слова можно положиться.
— Конечно, — сказал Моррисон.
— В таком случае, — Фриар повернулся к Родано,— мы начинаем с очень важного утверждения, что минимизация возможна и Советы могут проводить ее даже на живых существах без всякого видимого для них ущерба.
Он снова повернулся к Моррисону:
— По-видимому, они достигли минимизации с помощью уменьшения постоянной Планка.
— Да, это так.
— Конечно, так. Другого возможного пути нет. Они объяснили вам, как им это удалось?
— Разумеется, нет. Вы можете также сделать заявление, что советские ученые, с которыми я работал, находятся в здравом уме. Они не раскроют так просто свои секреты.
— Хорошо. Заявление сделано. Теперь расскажите нам все, что произошло с вами в Советском Союзе. Но пусть это будет не приключенческая история, а наблюдения профессионального физика.
Моррисон начал свой рассказ. Он не жалел об этом. Ему нужно было выговориться, он чувствовал потребность избавиться от бремени ответственности, выпавшей на него, как единственного американца, знающего то, что знал он. Его подробный рассказ занял несколько часов. Он закончил только к обеду. После десерта Фриар сказал:
Читать дальше