Норма крикнула:
— Мама! Положи нож!
Вид Розы с ножом в руке сразу заставил меня вспомнить тот вечер, когда она вынудила Матта увести меня из дома. Сейчас она словно заново переживала тот случай. Я же не мог сдвинуться с места. Волной прокатилась по телу тошнота, знакомое удушье, гул в ушах… Внутренности завязались в тугой узел и натянулись, будто хотели вырваться из моего грешного тела.
У Розы — нож, у Алисы — нож, и у отца был нож, и у доктора Штрауса тоже…
К счастью, Норма сохранила достаточно самообладания, и ей удалось отнять у Розы орудие убийства. Но Роза продолжала вопить:
— Гони его отсюда! Ему нельзя смотреть так на свою сестру!
Потом она упала в кресло и заплакала.
Ни я, ни Норма не знали, что говорить и что делать. Оба мы были ужасно смущены. Теперь она поняла, почему меня лишили дома.
Интересно, сделал ли я хоть раз в жизни что-нибудь такое, что подтвердило бы опасения матери? По крайней мере, сам я не мог вспомнить ничего подобного, но как я мог быть уверен, что в моем истерзанном мозгу никогда не зарождались ужасные мысли? Наверно, я уже не узнаю этого, но нельзя ненавидеть женщину за то, что она защищает свою дочь. Если я не прощу ее, в жизни моей не останется ничего.
Норму била дрожь.
— Успокойся, — сказал я. — Она не ведает, что творит. Не на меня наставляла она нож, а на того, прежнего, Чарли. Она боялась его . А мы… давай не будем вспоминать о нем . Он ушел навеки. Правда?
Она не слушала меня. На лице ее появилось задумчивое выражение.
— Со мной только что случилась странная вещь… Мне показалось, что все это уже было, и та же самая сцена в точности повторяется…
— Все хоть раз в жизни испытывали нечто подобное…
— Да, но когда я увидела ее с этим ножом, я подумала, что это сон, который приснился мне много лет назад.
Зачем говорить ей, что это не сон, что она не спала в ту далекую ночь и все видела из своей комнаты? Что видение это подавлялось и видоизменялось, оставив после себя ощущение нереальности? Не надо отягощать ее душу правдой, ей еще придется хлебнуть горя с мамой. Я с радостью снял бы с нее этот груз и эту боль, но нет никакого смысла начинать то, что не сможешь закончить. Я сказал:
— Мне пора уходить. Береги ее и себя.
Я сжал ее руку и вышел. Наполеон облаял меня.
В доме у Розы я сдерживался, но когда вышел на улицу, у меня не осталось на это сил. Трудно писать об этом, но когда я шел к машине, то плакал, как ребенок, а люди смотрели мне вслед. Я ничего не мог поделать с собой, до людей же мне не было дела.
Я шел, и в голове моей зазвучали непонятные стишки, звучали снова и снова, подстраиваясь под ритм моих шагов:
Три слепых мышонка… три слепых мышонка,
Как они бегут! Как они бегут!
Они бегут за фермерской женой,
Отрезавшей им хвостики кухонным ножом.
Ты когда-нибудь видал такое?
Три… слепых… мышонка…
Я не мог выбросить эту чепуху из головы. Обернулся я всего один раз и увидел глядящее на меня детское лицо, прижавшееся к оконному стеклу.
3 октября
Все быстрее вниз под уклон. Появляются мысли о самоубийстве, чтобы остановить падение, пока я еще могу контролировать свое поведение и осознавать окружающий мир. Но тут я вспоминаю ждущего у окна Чарли. Я не могу распоряжаться его жизнью. Я всего лишь ненадолго одолжил ее, и теперь меня просят вернуть долг.
Нельзя забывать, что я — единственный, с кем случалось подобное. До последнего момента я буду записывать свои мысли и чувства. Это подарок человечеству от Чарли Гордона.
Я стал злым и раздражительным. Поссорился с соседями из-за того, что допоздна не выключаю проигрыватель. Я часто так делаю с тех самых пор, как перестал играть на рояле. Конечно, я не прав, что постоянно кручу пластинки, но музыка не дает мне спать. Я знаю, что должен иногда спать, но дорожу каждой секундой бодрствования. Это не только из-за кошмаров, но и потому, что я боюсь поглупеть во сне.
Не устаю напоминать себе, что высплюсь, когда на меня падет тьма.
Мистер Вернор, сосед снизу, никогда раньше не жаловался на шум, но в последнее время взял привычку колотить по трубам отопления или в потолок своей квартиры. Поначалу я игнорировал эти звуки, но вчера ночью он явился ко мне в халате. Мы поругались, и я захлопнул дверь перед его носом. Через час он вернулся с полицейским, и тот объяснил мне, что не следует заводить пластинки так громко в четыре часа ночи. Ухмылка на физиономии Вернора была настолько отвратительной, что я с трудом удержался, чтобы не ударить его. Когда они ушли, я разбил все пластинки, а заодно и проигрыватель. Все равно такая музыка мне совсем не нравится.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу