Дэниел Киз - Цветы для Элджернона

— Бесстыдное вранье, — объяснил я, когда мы выходили в фойе. — Такого не бывает.

— Конечно не бывает, — сказала она и рассмеялась. — Кино — мир притворщиков.

— Это не ответ! — продолжал настаивать я. — Даже в выдуманном мире должны существовать свои правила. Отдельные части должны складываться в единое целое. Такие фильмы — ложь. Сценаристу или продюсеру захотелось вставить туда нечто такое, чему там не место, и сразу начинает казаться, что все идет вкривь и вкось.

Мы вышли на залитый яркими огнями Таймс-сквер. Алиса задумчиво посмотрела на меня.

— Как быстро ты меняешься…

— Я растерян. Я больше не знаю, что я знаю.

— Пусть это не тревожит тебя. Ты начинаешь видеть и понимать мир. — Она взмахнула рукой, включая в этот жест сверкающий вокруг нас неон. Мы свернули на Седьмую авеню. — Ты начинаешь догадываться, что скрыто за фасадом вещей… А отдельные части должны подходить друг к другу, тут я согласна с тобой.

— Ну что ты… У меня совсем нет чувства, что я совершил великое открытие. Я не понимаю себя самого и никак не могу разобраться в своем прошлом. Я не знаю даже, где мои родители, как они выглядят. Когда я вижу их во сне или вспоминаю, то их лица расплываются. А мне так хочется увидеть отраженные в них чувства! Я никогда не пойму, что происходит со мной, пока не увижу их лиц…

— Чарли, успокойся. — На нас оборачивались. Алиса взяла меня под руку и притянула к себе. — Потерпи. Не забывай, что за несколько недель ты сделал то, на что у других уходит вся жизнь. Скоро ты начнешь находить связи между отдельными явлениями и поймешь, что разные на первый взгляд области знания на самом деле составляют единое целое. Ты как бы взбираешься по огромной лестнице все выше, и видишь вокруг себя все больше.

Когда мы зашли в кафе на Пятьдесят четвертой улице и взяли подносы, она оживленно заговорила:

— Обычные люди могут увидеть совсем немного. Не в их власти изменить себя или подняться выше определенного уровня, но ты — гений. Каждый день будет открывать тебе новые миры, о существовании которых ты раньше и не подозревал.

Люди в очереди оборачивались поглазеть на новоявленного гения, и мне пришлось слегка подтолкнуть ее, чтобы заставить говорить потише.

— Я только надеюсь, — прошептала она, — что это не пойдет тебе во вред.

Я не сразу нашелся, что ответить на это. Мы взяли еду со стойки, расплатились и сели за столик. Ели мы молча, и в конце концов молчание начало действовать мне на нервы. Я понимал, чего она боится, и решил обратить все в шутку.

— А с чего ты взяла, что операция может повредить мне? Вряд ли я стану хуже, чем раньше. Посмотри на Элджернона. Пока хорошо ему, будет хорошо и мне.

Она молча рисовала ножом круги на куске масла, и эти размеренные движения на какое-то мгновение загипнотизировали меня.

— А еще, — сказал я, — мне удалось кое-что подслушать. Профессор Немур и доктор Штраус поспорили, и Немур сказал, что он уверен в благополучном исходе.

— Будем надеяться, — сказала она. — Ты и представить себе не можешь, как я боялась за тебя.

Она заметила, что я уставился на ее нож, и осторожно положила его рядом с тарелкой.

Я собрался с духом и произнес:

— Я пошел на это только ради тебя.

Алиса улыбнулась, и я задрожал от счастья. Тогда-то я и заметил, что у нее нежные карие глаза. Внезапно она опустила взгляд и покраснела.

— Спасибо, Чарли, — сказала она и взяла меня за руку.

Такого я еще в своей жизни не слышал. Я наклонился к ней и, зажмурившись от страха, произнес:

— Ты мне очень нравишься. — Она кивнула головой и чуть-чуть улыбнулась, одними губами… — Больше чем нравишься. Я хочу сказать… Черт возьми, я не знаю, что хочу сказать!

Я сознавал, что сижу весь красный, не зная, куда смотреть и что делать с руками. Я уронил вилку, полез доставать ее и опрокинул стакан воды прямо ей на платье. Внезапно опять я стал тупым и неуклюжим и, когда захотел извиниться, обнаружил, что язык у меня слишком большой и не помещается во рту.

— Ничего страшного, — попробовала Алиса успокоить меня. — Это всего лишь вода.

В такси по дороге домой мы долго молчали, а потом она положила сумочку, поправила мне галстук и выровняла платок в нагрудном кармане.

— Ты очень взволнован, Чарли.

— Я чувствую себя смешным.

— Я расстроила тебя своими разговорами, смутила тебя.

— Это не так. Меня тревожит, что я не всегда могу высказать то, что чувствую.

— Чувства — новость для тебя. Не все нужно… высказывать…