Эрик Фрэнк Рассел: Миг возмездия. Невидимый спаситель. Загадка планеты гандов. Сквозь дремучий ад

— Вы знакомы с Фосеттом?

— Даже не слыхал о нем. Но доктор Кэртис — сводная сестра Уэбба — сможет устроить нам встречу. Я хорошо знаком с доктором Кэртис.

Тяжелые черты Сангстера медленно расплылись в усмешке:

— И насколько хорошо?

— Не настолько, насколько хотелось бы, — ухмыльнулся Грэхем в ответ.

— Понятно! Сочетаете приятное с полезным? — Сангстер небрежно махнул рукой. — Что ж, удачи. А едва лишь откопаете нечто посущественнее голых подозрений — немедленно подключим к делу Федеральное Бюро Расследований.

— Поживем — увидим. — Грэхем уже подошел к двери, но раздался телефонный звонок. Одной рукою Грэхем придержал дверь, а другой — снял трубку, положил на стол, включил усилитель.

На экране обозначилось лицо Воля. Он не видел Грэхема, недосягаемого для объектива, и потому обратился к Сангстеру:

— Похоже, Уэбб страдал чесоткой.

— Чесоткой? — недоуменно переспросил Сангстер. — Откуда вы это взяли?

— Вся левая рука расписана иодом — от локтя до плеча.

— А на кой ляд? — Сангстер умоляюще поглядел в сторону безмолвствующего Грэхема.

— Понятия не имею. Рука, по внешности, в полном порядке. Я так полагаю: у него либо чесотка была, либо склонность к живописи. — Хмурое лицо Воля искривилось ухмылкой. — Вскрытие пока не закончено, да только я не утерпел и решил озадачить вас самую малость. Ежели сдаетесь, могу и другую задачку изложить — не менее дурацкую…

— Прекрати! — оборвал его Сангстер.

— У Майо тоже была чесотка.

— Хочешь сказать, он тоже изукрасил себе руку?

— Так точно, иодом, — не без ехидства подтвердил Воль. — Левую — от локтя и до плеча.

Ошалело глядя на экран, Сангстер глубоко и протяжно вздохнул.

— Благодарю. — Он повесил трубку и с тоскою посмотрел на Грэхема.

— Я пойду, — сказал тот.

Лицо доктора Кэртис выражало присущую врачебному сословию строгую, спокойную уверенность, которую Грэхем предпочитал оставлять без внимания. Еще у доктора Кэртис имелись копна черных непокорных кудрей и восхитительно округлые формы, коими Грэхем восхищался столь откровенно, что постоянно вызывал у нее возмущение.

— Весь последний месяц Ирвин вел себя очень странно, — проговорила она, подчеркнуто направляя внимание Грэхема к основной цели его визита. — И не захотел довериться мне — а ведь я так старалась ему помочь. Боюсь, он принял мое участие за обыкновенное женское любопытство. В прошлый четверг странное состояние Ирвина усугубилось, он уже не мог скрывать, что чего-то опасается. Я подозревала приближение нервного срыва, советовала отдохнуть.

— Что же из происходившего в тот четверг могло так его растревожить?

— Ничто, — уверенно ответила Кэртис — По крайней мере, не случилось ничего, способного столь серьезно повлиять на него и полностью выбить из душевного равновесия. Разумеется, весть о смерти доктора Шеридана очень опечалила Ирвина — и все же в толк не могу взять…

— Простите, — перебил Грэхем, — а кто такой Шеридан?

— Старый приятель Ирвина, английский ученый. Он умер в прошлый четверг — насколько знаю, от сердечного приступа.

— Еще один! — вырвалось у Грэхема.

— Не понимаю, — большие черные глаза доктора Кэртис удивленно распахнулись.

— Это я так, к слову, — уклончиво ответил Грэхем. Потом подался вперед, на худощавом его лице появилось решительное выражение. — А не было у Ирвина друга или знакомого по имени Фосетт?

Глаза собеседницы распахнулись еще шире.

— Как же, доктор Фосетт. Практикует в Государственной Психиатрической Лечебнице и живет там же, при ней. Неужели он имеет какое-то отношение к смерти Ирвина?

— Конечно же, нет. — Грэхем подметил явное замешательство, которое сменило ее привычную невозмутимость. Самое время было поймать Кэртис врасплох, задать еще несколько вопросов — да только некое неуловимое, подсознательное предостережение, смутное предчувствие опасности удержали Грэхема. Он повиновался этому чувству, ощутил себя набитым дураком, и продолжил беседу.

— Наше ведомство особо интересуется работой вашего брата, и в связи с его трагической кончиной предстоит кое-что выяснить.

Казалось, его слова несколько успокоили доктора Кэртис. Она протянула прохладную ладонь.

— Всегда рада помочь.

Рукопожатие затянулось до пределов несуразных, и ей пришлось прервать его самой.

— Вы помогаете постоянно — укрепляете мою нравственность, — не без ехидства сказал Грэхем.

Распрощавшись, он слетел по лестнице, соединявшей двадцатый этаж, где располагалось хирургическое отделение, с панелью “воздушки” — скоростным шоссе, проложенным на могучих опорах в трех сотнях футов над землей.